— Что случилось? Проснись. Что с тобой?
Джо трясет меня как грушу. Оказывается, я кричала во сне. Первое, что приходит в голову, — опять меня навестили Боно и Эйдж. Хотя нет, не похоже. Лицо мокрое от пота, глаза полны слез. Джо говорит, что я вопила: «Ривер, ривер!» — и пыталась исполнить припев к «Моему пути».
Джо убегает в ванную за водой, а я постепенно прихожу в себя. Мало-помалу ко мне возвращается чувство реальности. Я поставила на кон пятьдесят фунтов и выиграла. В мгновение ока. Но я ведь могла проиграть все. И я даже не думала о конкретной сумме. Меня захватил сам процесс. Я трепетала от восторга и ужаса. Никогда не испытывала ничего подобного.
* * *
— Пришла в себя?
— Да. И прости меня.
— За что? — сухо спрашивает Джо.
— За вчерашний вечер. За то, что пришла так поздно. За то, что выключила мобильник, что разбудила тебя. Наконец, за то, что чуть не проиграла все наши деньги.
— Мне казалось, ты выиграла.
— Выиграть-то я выиграла. Но могла проиграть больше ста фунтов.
Джо как-то странно смотрит на меня. Будто видит впервые.
— Я-то думал, ты всегда знаешь, что делаешь. Ты же предпочитаешь действовать наверняка.
— Ты серьезно?
— Разумеется. Ты вроде адвоката. Никогда не задашь вопрос, ответ на который не знаешь заранее.
Не промолвив более ни слова, Джо отправляется в душ. Когда он опять появляется в спальне, мокрый и распаренный, мне ужасно хочется приласкаться к нему. Вот проскользну к нему под полотенце, прижмусь всем телом и всей кожей почувствую его тепло. Но ведь он меня отпихнет. Мне хочется еще и еще раз попросить прощения. Я виновата. Меня допоздна не было дома, я показала себя такой эгоисткой. Да еще и «Крысиная стая» — зачем было рассказывать Джо про нее?
Вместо всего этого я говорю:
— Ты сегодня днем занят?
— Не очень. Работы немного, если ты это имела в виду.
— Тогда отвези меня, пожалуйста, в Брайтон. Пора мне повидаться с Фрэнком.
* * *
Фрэнк ничем не может мне помочь. Он очень рад, что я заглянула на огонек и что не перестала с ним разговаривать. Но папиных фотографий у него, наверное, нет.
— Откуда им взяться? — Марджи выражает свои мысли лаконично. — У Фрэнка их нет.
— Нет так нет, — я поворачиваюсь к Фрэнку, — я все понимаю. Только… знаешь… я повстречалась с человеком, который может мне помочь найти его. Фото бы очень пригодились. Вдруг… у мамы остались какие-нибудь снимки. В ее вещах.
Фрэнк мрачен и удручен. Его радость улетучилась, словно воздух из проколотой шины.
— Не знаю, — говорит он уныло. — Что-то такое мне вроде попадалось…
— Фрэнк. Ты ведь не обязан. Не вороши опять прошлое.
— Попадалось? — Я гляжу то Фрэнка, то на Марджи. — Значит, что-то есть… Фрэнк, умоляю, покажи.
— Идем, — Фрэнк смотрит на перила лестницы, — надо посмотреть наверху.
Марджи открывает рот, желая возразить, но Фрэнк внезапно свирепеет и велит ей заткнуться. Впервые в жизни я слышу, чтобы он повысил голос на сестру. От удивления я чуть не падаю со стула.
Вслед за хозяином дома я направляюсь к лестнице.
— Ничего, если вам придется подождать? — извиняется Фрэнк перед Джо.
Джо говорит, что подождет.
Давненько здесь не ступала моя нога. На перилах так и осталась вмятина — здесь я острым концом линейки когда-то выцарапала свои инициалы. Моя комната почти не изменилась. Кровать, как и раньше, застлана одеялом с изображением Солнечной системы, а на шкафу стоит мой надувной глобус. Еще один старый знакомый.
— Ух ты, — я снимаю глобус со шкафа и надуваю его, — глазам своим не верю. Ты его сохранил. Слава тебе господи.
В ответ на мое богохульство Фрэнк недовольно морщится.
— С этой штукой ты просиживала часами, — говорит он печально, — все выискивала места, где сейчас твой папа и куда ты отправишься сама, и рассчитывала, сколько времени это у тебя займет.
— Если идти пешком. — Мне делается как-то неловко. — Я, помню, рассчитала, за сколько дней дойду до Невады.
— А результат ты помнишь?
Я ни секунды не раздумываю.
— Триста двадцать семь дней. Если шагать по восемь часов в день со средней скоростью 2,24 мили в час.
Фрэнк широко улыбается.
— На полпути тебя сразила бы усталость.
— Пожалуй. — Я улыбаюсь в ответ.
Фрэнк присаживается на краешек кровати и делает мне знак сесть рядом с ним. Я знаю: сейчас последует очередное поучение насчет бессмысленности поисков папы. И не надоест же человеку.
— Ты всегда была очень пытливым ребенком, — нежно говорит Фрэнк. — Всегда хотела найти ответы на все вопросы.
— Да неужто?
— Хотела, хотела. Нос вечно уткнут в книжку.
— Джо говорит: я никогда не задаю вопросов, на которые не знаю ответа. Словно адвокат какой.
— Не согласен. — Фрэнк разглаживает складку на брюках. — Просто мы делаемся старше и замыкаемся в себе. Пока мы молоды, мы принимаем как должное, что один вопрос влечет за собой другой. Стоит чуть постареть, как нам подавай окончательные ответы. Несомненные факты. А их не так уж много.
Я растерянно верчу глобус в руках. Интересно, куда он клонит?
— Похоже, Марджи обиделась на тебя, — говорю я. В ссоре они, что ли?
— Уж наверное, обиделась, — осторожно высказывается Фрэнк. — Она очень расстроена, что я больше не хожу в церковь.
— И давно?
— Да уж несколько недель, — выдает тайну Фрэнк и сам пугается. — С тех пор как ты была у нас в последний раз.
— И в чем причина? — Я внимательно смотрю на него. — Ты же за двадцать лет не пропустил ни одной воскресной службы.
Фрэнк только руками разводит:
— В том-то и дело. — Голос у него очень тихий. — Мне пришло в голову: может, я хожу в церковь просто по привычке? Одри, ведь вся моя жизнь сводится к привычкам. К прихотям, рутинным действиям и привычкам. Так считала твоя мама. Она хотела, чтобы я был смелее, предприимчивее, бесшабашнее… как твой отец.
— Вот уж неправда, — возмущаюсь я, хотя убеждена в обратном. — Ты слишком самокритичен.
Фрэнк лишь вздыхает в ответ. Внезапно он поднимается на ноги, лезет под кровать и вытаскивает потертую коробку из-под обуви.
— Вот что хранила твоя мама. Вряд ли она догадывалась, что я знаю об этом.
Я принимаю коробку из рук у Фрэнка. Крышка надета плотно и подается с трудом. Внутри газетный сверток. В нем вещи, которые когда-то принадлежали папе: пуговица от рубашки, залитая машинным маслом водительская перчатка, поздравление с днем рождения со словами любви и на самом дне — поношенное кожаное портмоне с порванной молнией.
