— Кто ты, бл*дь, такая? — Шепчу, хотя хочу, чтобы это было резче, чем вышло, но со слезами, текущими по моим щекам, я сейчас не в лучшем состоянии.
Гектор появляется рядом со мной и спрашивает.
— Мэдисон, веди себя хорошо с Хейлс. Она хорошая маленькая марионетка.
Я замираю. Все мыслительные процессы затихают, и моя кожа покрывается колючками. Хейлс?
Говорю первое, что приходит мне в голову.
— Я думала, ты умерла.
Она смеется, откидывая волосы на плечо.
— Нет, милая, есть столько всего, — она делает шаг ко мне и прижимает палец к кончику моего носа, — ты просто не знаешь.
Отступаю назад, расправляя плечи. Она запугивает? Да. Но я привыкла к стае волков, поэтому, вместо того, чтобы убегать от них, я научилась играть с ними. Если она думает, что я прогнусь и подчинюсь ее устоям, она заблуждается. Даже если я испытываю эмоции из-за того, что столкнулась лицом к лицу с Луканом, я не буду склоняться перед ней.
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, но почему я здесь? — Смотрю на Гектора. — Где твой сын?
Гектор засовывает сигару в рот.
— Его здесь нет. — Он зажигает кончик сигары и вертит ее во рту. Молчание между всеми нами граничит с неловкостью, поэтому я поворачиваюсь, чтобы сосредоточить все свое внимание на Гекторе.
— И что именно ты хочешь от меня? И почему она жива? Знает ли Бишоп? Кто-нибудь знает? Зачем вытаскивать его? — Указываю на Лукана, от одного его вида у меня кружится голова и чешутся руки. Кажется, я уже прошла стадию шока. Чувствую, как медленно закипает мой гнев, как лава на дне вулкана, готовая извергнуться.
Я оглядываюсь на Хейлс.
— А ты, кстати, кто такая?
Гектор качает головой.
— Это сейчас не важно. Важно вот что...
— Нет. — Слово звучит мгновенно и автоматически.
— О? — Брови Гектора удивленно взлетают вверх. — Я вижу, что теперь, когда ты не прячешься за спиной моего сына, у тебя немного проявился характер.
Наклоняю голову и смотрю, как серое облако дыма уплывает в темную ночь.
— Я никогда не пряталась за вашего сына. Он защищал меня. Есть разница.
Гектор откидывается на машину, и я немного отступаю назад, чтобы видеть его, Хейлс, Брэнтли и Лукана периферийным зрением.
— И вообще, — добавляю я, бросая взгляд на Брэнтли, который стоит с другой стороны машины. — Преданность и все такое — верно, Брэнтли?
— Ты ни черта не знаешь о верности, — бормочет Хейлс, подойдя ко мне вплотную, прижавшись грудью. Я чувствую, как тяжело она дышит, глядя на меня снизу вверх.
Выпрямляюсь и встречаю ее взгляд. Не знаю, кого я обманываю; я никогда раньше не участвовала в драке, но не позволю кому-то ударить меня и остаться безнаказанным.
— Ты ни хрена не знаешь о том, что знаю я, Хейлс, так что отойди на хрен.
— Ладно, девочки. — Брэнтли ухмыляется, делая шаг между нами двумя. — Как бы ни был напряжен мой член, нам нужно сосредоточиться.
— Ты отвратителен, — бормочу я Брэнтли, оглядывая его с ног до головы. Я не знаю, во что он играет или, зачем он здесь. Даже не уверена на сто процентов, на нашей ли он стороне.
— Один вопрос, — говорю я, глядя прямо на Брэнтли. — Твой день рождения, когда мы были маленькими...
Лицо Брэнтли вытягивается. Гектор молчит, внимательно наблюдая за мной.
— И что из этого? — спрашивает Брэнтли, складывая руки перед собой.
— Что случилось в тот день? — шепчу я, прислонившись к машине. — То есть, я помню смутные детали, но не все.
— И что? — рычит Брэнтли. — Теперь у тебя внезапно появились воспоминания и прочее дерьмо?
— Нет! — огрызаюсь я. — Я просто хочу знать, почему никто не рассказал мне об этом раньше.
Брэнтли смотрит на Гектора, потом на Лукана, который смотрит на меня.
Гектор переводит взгляд на Лукана.
— Какой день рождения?
— Подожди!
Брэнтли замирает.
Закрыв глаза, я вспоминаю тот день, ищу еще что-нибудь, но я была так юна... так юна.
— Куда мы едем? — спросила я мужчину. Это был тот самый человек, который обидел меня ночью. Не знал, почему он меня обидел, но он сказал, чтобы я не рассказывала об этом взрослым. Должна была уважать старших, поэтому не говорила никому, боясь, что у меня будут неприятности.
— Ты увидишь, Сильвер, — пробормотал он, его грубая рука вцепилась в мою, когда он тащил меня по длинному темному коридору. Мы миновали множество дверей. Все они были красного цвета. Не приятный красный, а кроваво—красный. Он остановился перед дверью, на которой висела золотая табличка с надписью «Vitiosus». Я посмотрела на него, наклонив голову. За все то время, что он причинял мне боль, он бывал только в моей спальне. Я не знала, зачем он привел меня сюда. В это место.
Он толкнул дверь и жестом указал в сторону комнаты.
— Иди и ложись на кровать, Сильвер.
— Нет! — кричу я, падая на пол. Тряся головой, я цепляюсь в свои волосы и тяну их, желая вычеркнуть воспоминания из головы.
— Мэдисон! — Кто это? Похоже на Бишопа. — Брэнтли...
Посмотрев в сторону кровати, я сглотнула и медленно шагнула в комнату. Это была большая комната. Гигантская. В комнате было тускло, почти темно, а сбоку стояла большая кровать. Я присмотрелась и шагнула к кровати, мое сердце билось в груди, а горло перехватило. Все лампы были тусклыми, но одна светила на кровать, но когда подошла ближе, то увидела, что это камера, стоящая на подставке, свет которой был направлен на матрас.
Мои брови сошлись.
— Что...
— Иди на кровать, Сильвер. — Этот голос. Я ненавидела этот голос. Меня затошнило, в животе было нехорошо. Что-то было не так, как всегда было не так, когда он был рядом. Я ненавидела его, но слушалась, потому что так мне было велено. Должна была слушаться взрослых, они всегда знали, что лучше. Но почему он заставлял меня чувствовать себя грязной? Ни один другой взрослый не заставлял меня чувствовать себя грязной. Он заставлял меня грустить, страдать и злиться одновременно. Я была в замешательстве, я думаю.
Подойдя к кровати, я остановилась у ее изножья. На кровати лежал маленький мальчик, свернувшийся калачиком, но он был без одежды. Почему он был без одежды? Наверное, ему было холодно.
— Сильвер, на кровать! — Лукан повысил на меня голос, и я вздрогнула, быстро заползая на мягкий матрас.
— Привет, — прошептала я плачущему мальчику. — Что случилось? — спросила, желая узнать, почему он такой грустный. Чувствовал ли он то же, что и я? Неужели Лукан заставил его чувствовать то же самое, что и я?
Мальчик всхлипнул и зарылся головой в одеяло.
— Уходи! — кричал он, продолжая плакать. Он был зол и печален, так что, возможно, действительно чувствовал то же самое, что и я.
Я остановилась, села на матрас, когда Лукан ослабил галстук и направил камеру на нас.
— Сильвер, снимай свою одежду.
— Нет! — кричу я, пот сочится из моей плоти. — Оставьте меня в покое. Меня зовут не Сильвер! Меня зовут Мэдисон! Мэдисон Монтгомери! Я не Сильвер! — Я раскачиваюсь взад и вперед на гравийной дороге, пытаясь вырвать себя из воспоминаний.
— А как же мальчик?
Лукан посмотрел в сторону мальчика на кровати, его губы скривились.
— Брэнтли, освободи место для Сильвер.
Мои глаза распахиваются, и я падаю на дорогу, не обращая внимания на крошечные камни, впившиеся в мою плоть.
— Брэнтли! — кричу я.
Брэнтли поворачивается ко мне лицом, на его лице застыл пустой взгляд.
Я бледнею, кровь покидает мое тело. Боль, гнев, печаль — все это снова вскрылось, и внезапно я снова маленькая испуганная девочка.
— О чем, бл*дь, они говорят? — гремит Гектор, слегка потеряв самообладание. — И что, бл*дь, там только что произошло, Мэдисон?
