– Этот хлыщ мне не нравится! – сказал как-то Вася, узнав, что Надя берет у него уроки. – Выглядит, как п*р, и при этом смотрит на тебя... плотоядно. Сразу ясно, извращенец какой-то...
Надя не смогла удержать смеха, как и всегда, когда слышала, как ее друг высказывается о ее учителе музыки.
– Вась, ну ты сам себя послушай! Ну где тут логика?
– Логика-шмогика... говорю тебе, не нравится он мне и все тут. Давай договоримся, что если он начнет себя как-то странно вести, ты сбросишь мне экстренный вызов. Я хоть с работы сбегу, но тебя спасу!
Надя снова хихикнула:
– Спасибо, ты настоящий друг! Но беспокоишься понапрасну. Если бы Адриан был извращенцем, я бы это уже знала – он бы столько не продержался.
– Много ты понимаешь в извращенцах!
– А ты?
– Уж побольше твоего!
Вася так близко подошел к Наде, так низко склонился над ней, так заблестели его глаза, что ей захотелось отшатнуться, но она боялась обидеть его и пришлось придумать повод, чтобы отойти.
Иногда Надя приглашала на эти посиделки третьей Таню, и тогда все происходило более мирно, но парень становился угрюмее, а подруга отчего-то не любила эти встречи.
Зато было очень весело ходить на горку, которую в середине ноября установили на площади. Снег лег уже основательно – ночью так подмораживало, что утром даже щипало нос. Надя не привыкла к таким морозам в ноябре, но ей все равно нравилась эта погода – ясная, холодная и сверкающая.
В субботу она была там с Таней, а в воскресенье – с Васей. Целая ватага детишек, закутанных в пуховики и тулупчики, носилась по площади, скатывалась с горки и устраивала кучу-малу, выбрасывая в воздух тучи мелких сухих снежинок, ослепительно сиявших в солнечном свете.
– Какая красота! – вздохнула Надя, глядя на то, как малыши весело барахтаются в снегу, хохоча и вереща от радости.
– Неужто в Москве не так красиво? – недоверчиво поинтересовался Вася, смахивая снежинки с воротника ее зимнего пальто.
Она пожала плечами:
– Многие думают, что столица – это какой-то абсолютный образец всего. Но везде есть свои преимущества, свои неповторимые красоты, свои радости.
– И ты смогла бы прожить всю жизнь в таком захолустье, как Кокса? – совсем уж скептически осведомился парень.
Надя улыбнулась:
– Почему бы и нет? Это хорошее место. Ты ведь не имеешь в виду прожить безвылазно? Можно ездить в отпуск, путешествовать, а потом возвращаться сюда. Тут такие душевные люди, такие веселые дети, которые катаются с горки, вместо того чтобы играть в телефон, такие красивые виды и чистая экология. Знаешь, людям свойственно всегда стремиться к чему-то большему, лучшему, новому, но ценить то, что имеешь – очень важно.
– Ты прям философ! – усмехнулся Вася, а Надя с грустью подумала, что потеря мамы и связи с отцом поневоле делают человека философом.
А вот с Алёшей все было сложнее. Променяла бы она его поцелуи той ночью на их прежние интимно-дружеские отношения? В которых даже объятия дольше трех секунд под запретом... Смогла бы она всю жизнь прожить возле него, не смея прикоснуться? Или лучше вот так – все выяснить и, может быть, даже потерять, но зато узнать, каков на вкус настоящий поцелуй любимого мужчины... Конечно, если бы Наде задали этот вопрос в момент поцелуя, то она однозначно выбрала бы второе. Потому что она никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой, как тогда. Как он ее целовал..! В этом было столько страсти, до того момента скрываемой, подавляемой, тайной. И потому вырвавшейся наружу, как лава из извергающегося вулкана. Ведь невозможно же скрывать такие чувства вечно! Потому он и забылся, потому и испугал ее своим напором, что прятал эти эмоции все это время. А потом в один момент они вырвались наружу и затопили все доводы рассудка, все разумные побуждения и понятия. И в те несколько минут, что они с мужем целовались, Надя была действительно, по-настоящему счастлива. По-взрослому. По-женски.
Но вот теперь, с трудом собирая осколки разбитого сердца и пытаясь склеить их во что-то целое и жизнеспособное, Надя сомневалась. Может быть, ей было бы и лучше рядом с ним. Всегда чувствовать его заботу, защиту, тепло. Теперь она стала еще более одинокой, чем когда он привез ее сюда полгода назад, хотя это и казалось невозможным.
Алёша вернулся в воскресенье, пока Надя была на прогулке, и встретил ее дома за обеденным столом так обыденно, будто и не уезжал никуда. Только взгляд его изменился – он старался не смотреть на жену, а если это было неизбежно, то направлял взор будто бы сквозь нее. Это было неприятно и обидно, словно она в чем-то виновата. Но ведь не виновата, совершенно, ни в чем! Или всё-таки да?
Вечером Надя села почитать книгу, но совершенно не могла сосредоточиться, живя ожиданием какого-то серьезного разговора с Алёшей и заранее волнуясь. Однако, как оказалось, зря. Он не позвал ее ни на лавочку во двор, ни к себе в комнату – сидел в гостиной на диване и как ни в чем не бывало перечитывал выпуски газеты "Уймонские вести" за последние три недели. Когда его родители ушли к себе наверх, Надя, не выдержав молчания, подошла к мужу и присела рядом, на краешек. Алёша дочитал строчку и медленно поднял на нее вопросительный взгляд.
– Я подружилась с Васей Шехониным, – сказала она дрогнувшим голосом. – Мы часто видимся с ним, ходим гулять... Ты... не против?
Мужчина удивленно приподнял брови:
– Почему я должен быть против? Наоборот, я очень даже за. Хорошо, что ты нашла себе друзей и тебе есть с кем общаться. Я устраиваюсь на работу.
Надино сердце скакнуло в груди.
– В полицию?
– Да. Хочу попробовать свои силы.
Надя какое-то время молчала, осознавая эту новость и то, какие последствия она повлечет за собой. Но потом стало неловко молчать. И уйти, не сказав больше ни слова – тоже.
– Как ты съездил?
– Отлично. Я давно не видел Федора, мы замечательно пообщались.
– Он твой старый друг?
– Да, мы давно знакомы. И он хороший человек.
– Я бы тоже хотела съездить куда-нибудь...
– Пока не нужно. Тебе следует... ээ... затаиться. Временно.
У Нади в груди с неистовой силой полыхнул страх за отца.
– А папа... от него нет вестей?
Алёша отрицательно покачал головой и вдруг посмотрел на нее своим обычным, прежним взглядом – теплым, ласковым, любящим. Неожиданно протянул руку и погладил ее по волосам. Прошептал прерывисто:
– Все будет хорошо, Наденька! Я... никогда тебя не брошу. Я о тебе позабочусь.
У нее на глазах выступили слезы, Надя встала с дивана и отвернулась, чтобы Алёша не увидел, как она плачет.
– Да, я знаю, – ответила она тоже шепотом, чтобы голос не звенел. – Спасибо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Но уснуть ей еще долго не удавалось. Потому что он вернулся. Потому что он рядом, за стеной. Потому что он по-прежнему любит ее.
Глава 35. Предательство
Алёша стал постоянно пропадать на работе: из-за острой нехватки кадров график у него был просто нечеловеческий – всего один выходной в неделю – да еще постоянно нужно было оставаться на сверхурочные.
К сожалению, и этот единственный выходной тратил Надин муж не на нее. Она, в общем-то, была готова к этому, ожидала такого развития событий, но все равно страдала, видя, как Алёша, одевшись прилично, уходит неизвестно куда, с отцом или один, а ее не зовет. Однажды она попросила его отвезти ее к Гале – он выполнил просьбу, но потом сразу уехал. На обратном пути Надя напомнила ему о его давнем намерении отвезти ее к старому знакомому в Катанду, за медом, но Алёша только отмахнулся, бросив сквозь зубы, что сейчас не время.
* * *
Ох, и тяжело давалась ему эта игра в равнодушие – буквально кровью! Пока ехал в поезде из Перми в Барнаул, повторял, как мантру: "Надя мне, как дочь, я люблю ее как дочь, между нами ничего иного быть не может". А сердце рвалось из груди, особенно когда сидел уже в автобусе, созерцая в окно пейзажи родной горной республики. Хотелось увидеть жену. То есть, подопечную. Маленькую девочку. Немногим больше Оленьки. Почти такую же хрупкую и наивную. Так он себя уверял.
