Но внутри, конечно, знал, что безумно соскучился, что даже дышать вдали от нее тяжело и трудно уснуть ночью и сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой всепоглощающей тоски. Его Наденька, его малышка... Алексей очень сильно надеялся, что родители не подвели его и хорошо следили за девушкой и она в порядке. Он, конечно, спрашивал об этом у матери, когда созванивался с ней, но это все же не такой надежный источник информации, как собственные органы чувств.
Мама говорила, что вернувшись от Гали после его отъезда, Надя производила впечатление больной или, по крайней мере, очень усталой, но потом, вроде бы, оклемалась. Что Вася Шехонин часто бывает у них – это хорошо. Это значит, что они не видятся где-то тайно и неконтролируемо. Алёша решил, что ему надо начать потихоньку отпускать Надю, разрешать ей самой принимать решения относительно собственной жизни. Привыкать к тому, что она уже взрослая. Что он не вечно будет опекать ее. Что она не принадлежит ему. Поэтому надо ее отпустить. Разрешить. Освободить от тотального контроля. В рамках разумного, конечно.
Тяжело оказалось смотреть на нее, потому что от этого невыносимо вспыхивало в груди, руки буквально горели желанием прикоснуться к ней, а про губы вообще лучше не думать. Но еще тяжелее оказалось то, как болезненно она реагировала на его отстранённость. Черт с ним и со всеми его чувствами, но как же он может продолжать, если ей так плохо от этого? Однако, иного пути он не видел.
Дополнительной трудностью было Надино одиночество и его вопиющая несправедливость. Эта девушка, как солнце – к ней тянется все живое. Но, словно по закону сохранения энергии, близкие люди оставляют ее. Она одинока и несчастна. Осталась без матери и покинута отцом. А теперь и он – Алексей – примкнул к этому жестокому обществу. И сейчас ей неважно, что это для ее же блага – важно, как она себя чувствует. Но на самом деле, он, конечно, ее не бросит. Всегда будет рядом. Пока это уместно – физически. Как только станет неуместно – сердцем и мыслями. Осталось только научиться контролировать свои душевные порывы в те моменты, когда на него накатывают приступы сострадания к ней. Потому что безумно хочется прижать ее к себе и вообще, сделать все что угодно, лишь бы Надя не страдала. И Алексей знал, чего она от него ждет, и сам желал этого больше всего на свете. Но, наверное, кто-то проклял его, раз он не имеет права прикоснуться к единственной женщине, которую когда-либо по-настоящему любил.
Поэтому он и пошел работать: уж слишком тяжело ему было находиться с Надей в одном помещении, и тут тяжелый ненормированный график оказался только на руку. На новой работе к нему начала подбивать клинья одна сравнительно молодая сотрудница, инспектор по работе с несовершеннолетними сержант Клавдия Владиславовна Климова. Ей было чуть за тридцать, выглядела она не плохо, но и не блестяще, однако молодилась и прихорашивалась с завидным рвением. Была в разводе и имела 10-летнего сына Алёшу. Любила посоветоваться с капитаном Родиным о его младшем тёзке, хотя и знала, что он женат, часто как бы невзначай приглашала в гости, попутно жалуясь на нехватку мужских рук в доме. Вот и держалась бы за своего мужа, - мрачно думал в ответ на такие тирады Алексей, но вслух ничего не говорил. Однажды Клава попросила его поучаствовать в покупке нового смесителя для ванной: старый совсем прохудился, а она сама умеет выбирать такие вещи исключительно по блеску и форме «крутилок». Алексей раздражённо подумал, что должны ведь у неё быть какие-то более близкие люди для таких просьб, и ответил, что на этих выходных очень занят. Чем – выдумывать не стал. Ещё не хватало перед ней отчитываться!
В пятницу Надя, нарушив многонедельное молчание, вдруг обратилась к нему за помощью по учёбе.
– Я думал, Вася Шехонин теперь твой консультант по всем вопросам… – заметил Алексей, с трудом скрывая ревность в голосе.
– К сожалению, в некоторых вопросах он совсем ничего не смыслит, - с притворным расстройством ответила Надя.
Алексей вздохнул:
– Хорошо, – хотя и знал уже, к чему это и чем закончится.
Все время, что они провели за ее письменным столом, Надя старалась придвинуться поближе, прикоснуться к нему, обжечь его дыханием. У него так активно бегали мурашки по всему телу, что было невозможно сосредоточиться. Надя нашла лазейку к нему: просьба, в которой он не может ни отказать, ни уличить жену в хитрости. Алексей вдруг случайно вспомнил про Клаву и её просьбу. Ему было бы намного легче держаться подальше от Нади, если бы она сама стала его избегать. А она непременно узнает, что он встречался с какой-то женщиной на выходных: они ведь живут в деревне... Конечно, это не очень порядочно по отношению к Клаве, но она тоже получает некую выгоду в данной ситуации: в качестве компенсации Алексей даже готов был установить ей этот новый смеситель на ванну. Поэтому в субботу он вызвонил свою навязчивую коллегу и объявил ей, что сможет завтра выкроить немного времени на помощь с сантехникой.
* * *
Таня позвала Надю погулять на стрелке, но встретила подругу на площади с кульком тыквенных семечек и они сели на лавку немного погреться на уже зимнем и все равно слегка припекающем солнышке.
– Я хочу заказать тебе своё выпускное платье, – поделилась Надя с подругой идеей, что недавно пришла ей в голову.
Та недоверчиво уставилась на нее:
– Брось, Надюш, я ещё совершенно ничего не умею...
– Во-первых, это неправда. Я видела на фото платья, что ты шила для себя в школе. Они замечательные. Во-вторых, даже если ты умеешь мало, то надо тренироваться – иначе не научишься. Ну а на ком же тренироваться, если не на друзьях? У тебя еще полно времени, можно делать не спеша. Ошибаться и переделывать. Тебе ведь нужно портфолио на будущее... я хочу стать первой в нем!
– Хорошо, но только с одним условием...
– Нет, это исключено!
– Я же еще не назвала условие...
– Я знаю, что ты скажешь. Про деньги.
– Я не возьму с тебя денег ни за что.
– Тогда я пойду на выпускной в институте в спортивном костюме!
– Это шантаж?
– Именно так.
Таня не выдержала и засмеялась первой, а потом к ней подключилась Надя. Они хохотали очень долго и весело, пока она не увидела самую страшную картину в своей жизни: из дверей хозяйственного магазина, что были видны с их места, вышел ее муж Алёша. В одной руке он держал пакет, а другой придержал дверь – как выяснилось, для женщины, которую Надя никогда раньше не встречала. Едва миновав порог магазинчика, дама подхватила Алёшу под руку и прижалась к нему боком, а он и не подумал отстраниться. Что-то говорил ей и улыбался. У Нади в груди возникло такое страшное ощущение болезненной пустоты, будто ей туда выстрелили из противотанкового орудия. Алёша встречается с другой женщиной и даже не скрывает этого. Надя не могла пошевелиться – так и стояла и смотрела, не в состоянии оторвать взгляда от пары, что миновала тротуар по краю площади и подошла к серебристому "Фольксвагену" – Алёшиной машине. Тут подлый муж поднял голову и, кажется, заметил Надю. Замер надолго. Ей казалось – на целую вечность. Целую вечность они стояли и смотрели друг на друга полными ужаса глазами. Но так как на площади они были не одни, то эти гляделки должны были рано или поздно прерваться.
– Надь, ты чего? – спросила Таня, подергав подругу за рукав пальто.
Та очнулась, пошатнулась, присела на лавку. В глазах внезапно потемнело, и вообще, стало как-то тошно и муторно. Надя приходила в себя, наверное, минут пять, не меньше, и когда в следующий раз смогла сфокусировать взгляд на страшном месте, то там уже, конечно, никого не было. Ни дамы, ни ее кавалера, ни серебристой машины.
* * *
Таня попыталась растормошить подругу, но быстро поняла, что лучше не лезть и просто сидела рядом, пока та не заговорила сама:
