С мазохистским чувством продолжаю смотреть грехопадение своей ненаглядной женушки. Ее перекошенное от страсти лицо завораживает, ее глухие стоны и просьбы: «Еще… Сильнее…» — возбуждают.
Она невообразимо красива. Черные волосы разметались по белым простыням, длинные пальцы сжимают ткань постельного белья. Прогибается в пояснице, сильнее обвивая своими ногами талию другого мужчины. Он трахает ее. Трахает мою жену! Если бы было видно его лицо, я бы с удовольствием начистил ему морду, но камера стоит так, что этого самоубийцу совсем не видно.
Вдыхаю воздух через стиснутые зубы, ощущая, в легких настоящее пекло. Меня трясет от бушующего гнева. Хочется крушить и ломать все вокруг. Жажда уничтожить кислотой разъедает мой мозг.
«Я еду домой из больницы. Скоро буду», — высвечивается на экране мобильника сообщение от Жасмин.
О, да, детка. Я тоже сейчас приеду домой. И ты узнаешь, как сильно я тебя, сука, люблю. Или… Нет, мы сделаем иначе.
«Приезжай в квартиру, я подготовил сюрприз».
Глава 27
Наверное, мое настроение сейчас где-то между нулем и минус нулем. От бесконечной тоски бесконечной боли. Я не вижу ничего перед собой, только с третьего раза слышу вопрос таксиста. В машину села, а адрес не назвала. Странно, да? Хотя в этом нет ничего удивительного.
Интересно, что подготовил Максим? Ладно, вру. Мне не особо интересно. Не то настроение, нет желания праздновать покупку очередной побрякушки из ювелирного. Я нахожусь не в том состоянии, чтобы изображать радость от подарка. Уверена, Максим купил что-то очень дорогое, специально для меня. Но мне это не нужно…
Всхлип вырывается из груди, прикладываю ладонь ко рту, игнорируя внимательный взгляд водителя такси.
Мама... Мамочка... Почему? Почему именно ты?
Еще нет полного осознания, что завтра мне некого будет навещать, что больше не к кому будет спешить на чай, обсуждать свои покупки, рассказывать планы на будущее. Боль в сердце похожа на боль от полученной раны. Жжет и разрывает. Организм в шоке, но мозг еще блокирует полное осмысление произошедшего.
Судорожно втягиваю в себя воздух, а слезы нескончаемым потоком катятся по щекам. Я не вижу перед собой ничего, невыносимая боль в висках усиливается. Хочется сейчас лечь и уснуть, забыться, а когда открою вновь глаза — понять: все сон. Может, так и случится? Хочется в это верить.
Машина останавливается возле высотного дома. Интересно, почему здесь, а не в нашем гнездышке? Хотя какая разница? Приду и спрошу. Здороваюсь с дядей Ваней, сразу же спешу к лифтам. Вести пустые разговоры не состоянии. В лифте прислоняюсь к стенке, без интереса наблюдая, как меняются этажи.
Входная дверь открыта. Делаю глубокий вдох, подбирая для Макса слова, чтобы сообщить о смерти мамы. Сейчас мне как никогда нужна поддержка. Он тоже любил мою маму.
— Максим? — Я разуваюсь, вешаю верхнюю одежду, прохожу в гостиную. Никого нет. Наверное, сюрприз в спальне. И, скорее всего, с намеком на секс.
Открываю дверь спальни, замираю на пороге. Максим стоит возле окна. Ничего особенного, только вот на прикроватной тумбочке стоит открытая бутылка коньяка, воздух пропитан алкоголем. Стараюсь не смотреть на кровать, она мне сейчас как укор. Как молчаливый свидетель моей близости с Дани в этой квартире. В квартире, где когда-то я доверчиво и влюбленно отдавалась Максиму.
— Привет, — голос звучит как простуженный, обхватываю себя руками. Меня начинает знобить от перенапряжения внутри. Чуть-чуть — и нервы лопнут.
Макс медленно оборачивается, обжигающе холодно смотрит мне в лицо. Взгляд морозит, будоражит и настораживает. Слова о смерти мамы застревают в горле, я не двигаюсь с места.
— Иди ко мне, — подзывает, ставя стакан возле бутылки на тумбочки.
Послушно подхожу, облизываю губы. Всматриваюсь в его ожесточенное лицо. Что случилось? Почему он смотрит на меня убийственно нежно? Настолько, что нежность переплетается с жестокостью, которую я никогда не замечала в глазах мужа.
Кладет руку мне на затылок, сгребает волосы, дергает на себя. Я рефлекторно выставляю руки вперед и упираюсь ладонями ему в грудь. Его кожа горячая, а мускулы напряжены.
— Ты счастлива со мной? — напряжение в голосе, в каждой нотке, в каждом слове.
Я хмурюсь. Не понимаю причины такого вопроса. В голове каша. Горе от утраты родного человека граничит с непониманием ситуации.
— Максим...
— Я спросил: ты счастлива со мной? — перебивает он.
Минута уходит на то, чтобы подобрать ответ.
— Да, — немного лукавлю, но разве это имеет сейчас значение? Сейчас, когда ничто нельзя вернуть, нельзя повернуть время. А будь возможность, что я бы изменила? Я бы...
— Врешь, моя прелесть. Врешь. — Рука на затылке сжимается сильнее, родные глаза смотрят уничтожающе, хотя губы улыбаются. Скорее скалятся, по-хищному.
Я едва дышу, едва дышу, так как инстинкт самосохранения шепчет мне не рыпаться, не злить, не провоцировать. Максим зол. Он просто в бешенстве. Пока что он держит себя в руках, но насколько его хватит? Я никогда не видела его таким озлобленным, пьяным и агрессивным. Максим никогда не вел себя так жестоко. Не было повода. Теперь мне страшно. Не представляю, что он сделает в таком состоянии.
Рука с затылка перемещается на грудь, сжимает до боли. Я прикусываю губу, умоляюще на него смотрю. Боже, не надо! Не сегодня! Не сейчас.
— Нравится? — обводит большим пальцем сосок через ткань, пощипывает.
— Нет.
— Нет? — ухмыляется, нащупывает сбоку молнию, расстегивает. — А раньше нравилось. Нравилось все, что я делаю, все, чему учил тебя.
— Максим... — осмеливаюсь перехватить его руку. — У меня сегодня не то настроение. Мама...
— Не то настроение? — смеется в лицо, резко разворачивает к себе спиной и стаскивает через голову платье.
Я не успеваю ни запротестовать, ни объяснить. Пытаюсь отшагнуть, но он ловит за руку. Оглядываюсь через плечо, содрогаюсь. Серо-голубые глаза блестят похотью. Максим толкает меня на кровать, стаскивает вместе с колготками трусы, грубо задевая пальцами складочки. Вздрагиваю, пытаюсь отползти, но
