ты сразу не сказал?
— Тогда ты бы сорвала свадьбу, — поджимает он губы и дает лётчику отмашку взлетать.
В больницу мы прилетаем через два часа, за которые я столько всего передумала, столько слез пролила, а главное не понимала, как могла спокойно выходить замуж. Ведь он уже был в больнице.
— Почему нам сообщили так поздно.
— Авария была на трассе, машину не сразу обнаружили, — отец тоже волнуется. Хотя кажется, что после появления Платона мы с Яром перестали его волновать. Так, побочные элементы. А теперь у него есть идеал.
В больнице в свадебном платье я выгляжу странно, но меня не это волнует. Я сразу бегу в сторону операционной, возле которой встала и принялась ждать. Кусала ногти, не могла дать новоявленному мужу себя обнять. Лишь смотрела на дверь, как безумная, потому что оттуда должен выйти врач.
И вот он появляется. И мы с отцом к нему бросаемся,
— Как он? Доктор!
— Спокойно... Чудо, что он сумел сгруппироваться. Есть несколько рванных ран от стекла, сдавлена грудная клетка от ремня, и он потерял очень много крови, ему нужна пересадка почки, но… Жить будет. Сейчас нам нужно взять у вас анализы, если вы, конечно, готовы стать донорами.
— Конечно! — почти кричу. — Куда идти.
Меня ведут в кабинет, где присоединяют катетер, рядом отец, лицо которого очень напряженно.
— Не волнуйся, пап, доктор сказал, что с ним все будет хорошо. Может, после этого случая перестанет гонять.
— Ну да, — у него берут кровь, как и у меня. А потом врач подходит к нему отдельно и показывает результаты. Отец хмурится сильнее и кивает. Я подхожу ближе и смогла только уловить.
— Ну тогда мы возьмём подходящего донора в базе. Но на это нужно время.
— Какое время?! Мы же сдали кровь, я готова отдать почку.
— Понимаю, милая леди, но не все так просто.
— Я сам, Михаил Борисыч. Спасибо. Очень ждем другого донора.
— Ну какого другого! — уже не сдерживаясь кричу. — Мы его родственники, мы, а не кто-то, мы должны подходить!
— У тебя была пересадка, ты не можешь стать донором, — напоминает Ник. Боже, я про него уже забыла.
— Ну и ладно! А отец? Он-то точно должен подходить.
— Не все так просто, Мира, — повторяет он слова врача, я чувствую, что на грани истерики.
— Что может быть не просто. Твой сын находится при смерти, ему нужна помощь. Помоги!
— Я не подхожу.
— Быть не может. Он твой сын.
— Нет. Я не подхожу, потому что он мне не родной.
— Ты врешь, — теряюсь я в зарослях немого удивления. Там темно и узко. А хлесткие плетки жалят кожу. — Скажи, что ты врешь.
— Прости, детка. Мы просто хотели, чтобы вы стали настоящими братом и сестрой.
— Но мы и так стали, зачем было врать? — я не могу прийти в себя. Я ведь. Я ведь любила Яра, но вышла замуж, чтобы держать это чувство в узде. Постоянно стыдилась этого. И он так же. А подучается, что родители обманывали нас. — Мама знает.
— Знает.
Я отхожу на шаг, не даю обнять себя Нику и просто падаю на кушетку, прижимая ладони к лицу. В такой позе не знаю, сколько сижу, думая о том, сколько лет провела, ненавидя себя за неправильные мысли, фантазии, за больную любовь, которую мы так давно к друг другу испытываем. А теперь что? Поздно? Теперь у меня есть муж, и я не могу его предать, только потому что в моей семье живут манипуляторы.
Нас так и не пускают к Яру, приходится только ждать, когда найдут донора. И когда это происходит, еще приходится ждать, когда все подготовят и проведут операцию. И только когда врач вышел и сказал, что все прошло успешно, я смогла оторвать себя от кушетки и сходит в туалет. А затем в отель, номер в котором снял для нас Ник. Он помог снять мне платье, принес новой одежды.
— Пойдем, помогу принять душ.
— Я сама, — почти немые губы, почти пустой взгляд на человека, с которым я планировала семейную жизнь. А теперь все изменилось, и я не знаю, как ему об этом сказать. Как дать понять, что каждый день с ним я буду думать о другом. Только теперь без вины и с огромным желанием.
В душе я долго чередую холодную и горячую воду, пытаясь прийти в себя. Все так сложно, как дальше быть. А еще стоит ли говорить Яру. Конечно, стоит, я не буду как родители врать, ни секунды.
Выйдя в халате, я замечаю Ника, который не разделся и сидит в том же костюме у окна. Рядом на столике ключи от номера и билет на самолет. Мы должны были лететь завтра. Вместе. А эту ночь тоже должны были провести вместе.
— Я знал, что рискую. Знал, что ты общаешься со мной, только чтобы быть ближе к Яру.
— Ник… Все не так.
— Не так. Мы были отличными друзьями, мы втроем, но я подумал, что у нас может что-то получиться. И подучилось бы, если бы уехали. Но теперь.
— Мы можем уехать позже.
— Да ну, не смеши. Стоит Яру узнать правду, он тебя не отпустит. И тут даже бумажка о браке не поможет.
— Он не может меня заставить, — даже как-то странно думать обо мне как о собственности Ярослава.
— Тут бесспорно. Поэтому я отложил отлет. Я хочу, чтобы еще раз подумала, еще раз решила для себя, чего ты хочешь. Завтра Яр очнётся, и ты скажешь ему правду. Но пойми одно, рядом с ним ты никогда не сможешь быть свободной. Рядом с ним ты будешь его добровольной пленницей, бабочкой в банке. А со мной будешь свободной. И нужно решить, чего ты хочешь.
Ник встает, подходит ко мне и целует меня глубоко и сильно. Так, как никогда. Так, словно прощаясь.
— Я могу принять любой твой выбор, потому что действительно люблю, Мира. А если он узнает правду, то у тебя будет только один выбор. Быть с ним. Не отвечай сейчас ничего, просто подумай, прежде чем признаешься ему, — он провел рукой по моему лицу и ушел, оставляя билет и тяжелые