думы.
Ночь я провела беспокойно, постоянно ворочаясь, постоянно вспоминая все то, что с нами было. Все злодеяния Ярослава, которые были направлены только на одно. Не дать мне быть с кем-то еще. Но в какой-то момент все изменилось. После его удара по голове. Он стал относиться ко мне совсем иначе. Никаких случайных прикосновений, намеков... Более того, он уехал. Почему. Почему такая резкая перемена. Что он увидел, пока был в коме?
Именно это я спросила первым, когда он открыл глаза.
Я пришла с самого утра, сидела, пока он не зашевелился. Позвала врачей, и когда они посчитали его состояние стабильным, то спокойно оставили нас наедине. Отец пока не приехал. А на звонки матери я не отвечала, демонстративно сбрасывая. Я помню, прекрасно помню, как она кормила меня сказками, что любые проявления моих чувств неправильные. Что счастлива я буду только с другим.
Ярослав
Это мне знакомо. Пиканье датчиков, запах хлоргексидина. Я настолько привык просыпаться в больнице, что это ненормально. Еще более ненормально беситься из-за этого. Я хотел умереть, даже был рад этому. И меньше всего я сейчас хочу видеть счастливо замужнюю сестру, которая гладит меня по щеке. Я здесь дня два, вряд ли она успела отменить свадьбу и не провести брачную ночь с другим.
— Как прошла свадьба? — это первое, что приходит в голову. Фантазия о том, как я снимаю с нее свадебный наряд, не давала покоя последние пару месяцев. До тошноты часто я прокручивал ее в голове.
— Нормально, — отвечает она столь же грубо, а потом пододвигает стул и садится рядом. — Врачи сказали, что ты будешь жить.
— Ты, наверное, сильно этим расстроена. Гораздо удобнее забыть человека, когда его нет в живых.
— Не будь ты пациентом, я бы тебя ударила. А так я спрошу тебя и хочу получить честный ответ.
— Бойся правды.
— Теперь, если честно, я боюсь только лжи. И твоя правда решит, скажу ли я тебе свою.
— Ты испугалась за меня, ты любишь меня, это я все знаю.
— Ты не все знаешь. Но, впрочем, если ты настроен столь негативно, то я зайду попозже, — встает она, но я удерживаю ее, вцепившись в запястье. Странное ощущение не знать чего-то. Еще хуже видеть в ее глазах огонь, который полыхает и во мне. И если раньше угли скорее тлели в ее зрачках, то сегодня они буквально пылают.
Любопытно.
— Не кипятись. Я рад, что ты здесь.
— Ты очень бурно это показываешь.
— Слушай, я чуть не умер, я имею право злиться.
— Не имеешь, особенно, если ты хотел умереть, — выдернула она руку из моей и села на свое место.
— Что ты хочешь знать? — перевел я тему.
— Обещай, что скажешь все без утайки.
— Это манипуляция.
— Да, но если ты хочешь знать правду, то придется на нее повестись. Обещаешь?
— Допустим.
— Яр!
— Обещаю, — а что еще остается. Эта девочка всегда добивается своего.
— До пожара в доме ты относился ко мне иначе, — так, начинается. — Ты намекал, что я твоя. Ты делал все, чтобы я это поняла и осознала. Ты не хотел, чтобы ко мне вообще кто-то прикасался. Но потом все изменилось.
— Мира…
— Ты обещал! Все изменилось. Ты делаешь все, чтобы не прикоснуться ко мне лишний раз. Ты делаешь все, чтобы держаться от меня подальше. Более того, ты спокойно отдал меня другу.
— Я никого не отдавал, ты сама…
— Но ты позволил!
— А какой у меня выбор! В нем я по крайней мере уверен!
— Но что изменилось? Почему ты готов был отдать меня другому, тогда как раньше готов был убить любого, кто ко мне прикоснется.
Вот и все. Назад пути нет. Она хотела правды, она ее получит.
— Потому что лучше сдохнуть от ревности самому, чем видеть, как умираешь ты.
Она облизывает губы, хмурится, выпрямляя спину. Часто дышит, от чего ее рубашка натягивается на груди. И как с ней рядом вообще можно находиться спокойно.
— Объяснишь? Потому что я не понимаю.
— Когда меня ударили по голове, я впал в кому.
— Я помню.
— Я не знал, что сплю. Мои больные фантазии сформировали свою реальность, в которой я жил все то время.
Мира сглотнула и кивнула.
— И что ты видел?
— Тот сейф. Помнишь?
— Твоя навязчивая идея.
— Да, в той реальности я нашел то, что искал. Документ, в котором говорится, что мы с тобой неродные.
— А на самом деле сейф был пустой.
— Да. Но в моем сне я был бесконечно рад, что нам больше не придется беспокоиться о крови, о родстве. Мы могли быть вместе, несмотря ни на что. И меньше всего меня в тот момент волновал твой возраст. Я показал тебе документ, я все сказал, но тебя это испугало. Ты не была готова, а мне не терпелось сделать тебя своей. Но Элиас ревновал тебя, пытался изнасиловать, а ты случайно его убила.
— Боже!
— Да, хоть роман пиши. Мы сбежали, потому что я взял вину на себя. И все бы ничего, мы бы протянули, денег нам бы точно хватило, но сдержанным я не был. И как только мы заселись в отеле, я взял тебя силой.
— Да, всегда был страх, что ты на это пойдешь.
— Ты устроила истерику, выбежала на улицу почти голая и попала под машину.
— Ярослав, Господи, почему ты столько времени держал это в себе.
— Проснувшись и увидев тебя живой, счастливой, я понял, что больше никогда не смогу подвергнуть тебя опасности.
Она облизнула губы, прикрыла глаза, из которых градом катились слезы, и вдруг аккуратно легла рядом. Я автоматически подвинулся, я так делал много раз. Но это было давно, и сейчас это кажется дикостью.
— Что?
Она вдруг поднимает лицо и тянется к губам. А я никогда не мог устоять перед таким соблазном. Вобрал в себя пухлые губы, лаская их языком, отсчитывая бешенный ритм сердца.
— Наверное, теперь, чтобы ты взял меня, придется тебя связать.
— Не шути так, Мира. Мой рассказ ничего не меняет.
— Ничего, ты прав. Зато рассказ отца изменил все.
— Что
