В течение всего лишь восьми дней (а не пяти, как было обещано) СЫРОСТЬ была наконец искоренена, а стены оштукатурены и покрашены. У Беллы больше не было предлога оставаться у Уилла. Она вновь уложила вещи в портплед, сняла свое платье и топики с вешалок в его шкафу и достала из ящика свое белье. Теперь она точно знала — не стоило соглашаться пожить у него, расставание было невыносимым.
Уилл наблюдал, как она собирает свои баночки в ванной и кладет в косметичку последние мелочи.
— Ну что ты, лапочка. У меня такое чувство, как будто мы разводимся. Не надо забирать все до единого. Оставь что-нибудь здесь. Вот, — он сдвинул свои дезодорант и пенку для бритья, — давай-ка я тебе освобожу побольше места.
Она накрыла его руку своей.
— Спасибо, Уилл. Правда. Но в этом нет необходимости. Мне все равно все это понадобится дома.
— Я… ну… просто я думал…
Она потянулась к нему и заставила умолкнуть поцелуем.
— Приезжай ко мне на выходные и оставайся. Я тоже буду тебя баловать. Я как раз хотела тебя еще порисовать. И ты поможешь мне разобрать эти устрашающие коробки.
Он сгреб ее в объятия.
— Если ты правда хочешь меня побаловать, приготовь утку. Как ты тогда делала, под соусом.
— Ты меня разжалобил. Ладно, получишь ты свою утку. Но за это разберешь еще больше коробок!
— Договорились. И не забудь, ты обещала.
— Не забуду. А что я обещала?
— Я так и знал. Насчет галерей. Ты обещала отнести туда свои картины.
— Отнесу. Когда-нибудь. Куда торопиться?
— Лучше поторопиться — жизнь коротка. — Заметив выражение ее глаз, он добавил: — Прости. Но ты просто обязана это сделать… Иначе у меня не останется выбора — я буду лизать твои пальчики на ногах до тех пор, пока ты не запросишь пощады.
— Ну? — В пятницу вечером Уилл встретил ее с работы и теперь с маниакальным упорством вопросительно играл бровями.
— Что?
— Ты ходила в галереи?
Она коротко рассказала, что ходила, и пусть он теперь от нее отстанет. В двух галереях в ответ на ее просьбу о встрече она получила невнятное приглашение зайти когда-нибудь в следующий раз. В одной ей сказали, что сейчас новый художник им не нужен. В самой первой галерее, куда она зашла, управляющая заметила, что Беллины работы «хорошо написаны, профессионально выполнены, но несколько пугающи». А в их галерее они предпочитают натюрморты, пейзажи, в общем, что-то более подходящее для обычного интерьера. Во второй оказалось, что принимающий все решения человек уехал на целую неделю; непонятно, почему было не сказать об этом по телефону, тогда ей не пришлось бы тащиться через весь город. Они сказали, что она может оставить пару картин до его возвращения, но она отклонила это предложение и ответила, что еще позвонит.
— А ты заходила в эту галерею, как она называется? Мак, мак… Говорят, она самая крутая.
— Макинтайр Артс. Нет, не заходила. Зачем?
Уилл пожал плечами.
— А что тебе терять? Не будь такой нерешительной. Все хотят чем-нибудь украсить свои стены — так почему не твоими картинами? Давай зайдем туда прямо сейчас — просто посмотрим. — Он остановился на узком тротуаре, загородив его.
— Нет, не давай. И почему ты остановился? Ты что, не можешь одновременно идти и разговаривать? У тебя батарейки сели?
— Сели. Я остановился, потому что, когда мы разговариваем, я хочу видеть твое лицо. Кстати, а можно посмотреть твои картины?
— Не-а.
— Ну, хоть одну?
— Нет.
— Ну, самую маленькую?
— О господи. Какой ты приставучий. Ладно, но без снобистских замечаний, пожалуйста.
— Но они просто потрясающие. — Он поднял небольшой холст к свету, чтобы лучше рассмотреть его.
— Что значит это «но»? Можно подумать, ты до смерти удивился.
— Не придирайся. Я не тому удивился, что они хороши, параноик ты мой. Просто я не могу поверить, что можно создать такую красоту, такую силу и держать их под замком. Мне очень нравятся цвета. Я молодец, что заставил тебя пройтись по галереям. А ты — просто помешанная.
— Спасибо за поддержку.
— Ты должна пойти в эту лучшую в городе галерею. И ты сама это знаешь. Если не пойдешь и согласишься выставляться в обычном, заурядном месте, ты уже никогда не сможешь этого сделать. Будешь сидеть там и страдать от того, что так и не отважилась сделать то, чего на самом деле хотела, даже не попыталась, чтобы хотя бы понять — можешь ты сделать это или нет.
— Это меня как раз мало беспокоит. Выставиться бы хоть где-нибудь.
Он только хмыкнул.
— Да, дорогая. Я тебе верю. А теперь посмотри-ка вот на эту картину…
— Я ее видела. Я сама ее нарисовала.
Он не обратил на ее слова никакого внимания.
— Она почти уродлива, и это по-своему красиво. Она производит впечатление тишины, посмотри на эти приглушенные тени. Эта женщина выглядит такой печальной. Нет, не печальной. Она как будто понесла какую-то утрату. Осиротела.
Уилл указал на детали картины:
— …а вот эти плиты, множество ног за многие годы вытерли в них углубления. Это собор? Странно. Я вижу, что это собор, но чувствую, будто это нереальное место, такое, какое видишь во сне.
— Садись, пять. То, о чем ты толкуешь, называется синтез. Слияние реальности и воображения. Все картины в той или иной степени построены на этом. Потому что твое видение мира никогда не совпадает с тем, какой он на самом деле.
— Ты имеешь в виду, что ты изображаешь только то, что существует у тебя в голове?
Она кивнула.
В понедельник она стоит у витрины галереи. Стоит уже долгое время. Выставленные в витрине картины очень, очень хороши: первоклассный портрет, масло — женские черты лишь намечены, но видно, как они омрачены; две небольшие пастели — ню, серия из четырех гравюр — пейзажи, стильные и завершенные. Она пытается рассмотреть через стекло, что происходит в галерее.
— Вы заходите? — Одетый в твид мужчина средних лет, собираясь войти, придержал дверь и для нее.
— Нет. Я просто…
Хотя почему бы и нет? Она все равно уже здесь.
Она переходит от картины к картине, и настроение ее меняется от восхищения — какое чудо! — до депрессии — мне не на что надеяться. Надо было взять с собой Уилла. Ей хотелось делиться с ним всем увиденным, то и дело восклицая: «О, посмотри, взгляни сюда!» Тут ей на глаза попалась небольшая поделка из керамики. Покрытая эмалью, она сияла, как маленькая драгоценность. И даже те картины, которые ей не нравились, были, по крайней мере, искусно выполнены. Нет, нечего и надеяться, что сюда возьмут ее работы. К чему и спрашивать? Они только рассмеются от неловкости и скажут: «Но ведь вы всего лишь Белла. Возможно, вы не совсем поняли. Здесь выставляются только настоящие художники».
