В какой-то момент я сама себе хоть и мысленно, но достаточно сурово сказала: «Заткнись», и на следующую встречу, а, точнее, уже свидание, определенно свидание, согласилась.
А почему нет?
Именно этот вопрос я и задала Федотову, когда он решил обвинить меня в том, что я позволила завести себе ненужную интрижку.
Я не хотела с ним говорить. Я боялась этого разговора, боялась нашей с ним встречи. Я оттягивала её, как могла. Перестала отвечать на звонки, старалась без необходимости не покидать дом отца, а если покидала, то в компании бабушки. Когда я была рядом с Зоей, чувствовала себя куда спокойнее. Знала, что Ромка не предпримет никаких действий, пока я рядом с ней, наверное, Зоя была единственным человеком, присутствие и мнение которого Федотова сдерживало. Бабушку он чрезвычайно уважал. И за характер, и за возраст, и, не смотря на Зоины немалые года, всегда видел в ней женщину, причем, несравненную. И характер свой перед Зоей всегда сдерживал. И никогда ей ни в чем не отказывал. Вот я и старалась держаться рядом с Зоей следующие несколько дней. Правда, пришлось посетить парочку мероприятий, на которые я ни за что бы в другой ситуации не пошла. Но бабушка крайне ценила приглашения на поэтические вечера, литературные чтения, знакомства с новыми авторами и художниками. Некоторые из её подопечных, как Зоя их называла, людьми были, откровенно странными, но бабушка этого, кажется, не замечала. Она видела в них одарённых личностей, и с ней никто не спорил.
С Петром мы общались ежедневно. Между нами началась переписка, легкая, дружеская, с шутками и намеками, и я, если честно, в какой-то момент почувствовала себя девочкой-подростком. Петя слал мне милые картинки с букетами цветов и котятами, а я, как глупенькая, умилялась и чему-то радовалась. В эту радость временами врывались гневные сообщения от Федотова, с требованием немедленно ответить на его звонок, а то и вовсе, собраться и приехать в Москву. После каждого его сообщения у меня замирало сердце, на какую-то секунду, даже долю секунды, меня накрывало чувством вины, но я запрещала себе об этом думать. И лишь одна, промелькнувшая в моей голове мысль, заставила меня зажмуриться от обиды и бессилия. Почему с Ромкой мне не может быть легко и просто? Почему с другим?
– Анастасия Родионовна, – окликнули меня на улице. Я приехала в Москву по просьбе бабушки, забрать некоторые документы из Фонда поддержки молодых талантов, который она курировала. У бабушки был намечен очередной литературный марафон в одном из Домов творчества юных, а меня попросили доехать до офиса и забрать документацию. Я собиралась прогуляться по торговому центру неподалеку, поэтому с радостью согласилась бабушке помочь. А та ещё напоследок мне так хитро подмигнула и попросила:
– Купи себе что-нибудь милое.
– Милое? – переспросила я.
Зоя мне улыбнулась.
– То, что понравится мужчине. Ажурное и провокационное.
Ах, ну да, слова «секс» бабушка никогда в своей жизни не произносила.
Я лишь посмеялась.
– Мне пока соблазнять некого.
– Не скромничай.
Именно в торговом центре меня и окликнули. Серьёзный, мужской голос, и мне даже не нужно было оборачиваться от витрины, чтобы понять, кто это и для чего ко мне обращается. Но я всё же кинула на мужчину в костюме и при галстуке короткий взгляд. И тут же сообщила:
– Я никуда не поеду.
– Анастасия Родионовна, Роман Юрьевич очень просил вас сделать ему одолжение.
Я сверлила мужчину взглядом.
– Когда очень, – я выделила это слово, – просят, то приезжают сами. А не посылают охрану.
– Думаю, это вам следует сказать не мне.
Это точно. Я таращилась на фарфоровых кукол в немыслимо красивых, парчовых и кружевных нарядах за стеклом витрины, чувствуя в груди неимоверную тяжесть. Чувства были абсолютно противоречивыми. Я не хотела видеть Рому. Не хотела говорить с ним, потому что понятия не имела, что ему сказать. У меня не было для него слов. Но сама мысль о том, что я могу его увидеть, совсем скоро, будто парализовала моё сознание, и я понимала, насколько трудно мне отказаться от этой возможности. Образ Петра Касимова, такого простодушного, улыбчивого, позитивного, начал меркнуть в моём сознании со скоростью света. Я неделю, после нашей с ним встречи в ресторане, настраивала себя на то, что наши с ним отношения возможны, что это лучшее, что может случиться в ближайшем будущем со мной, и все эти намерения рухнули, как только передо мной замаячила возможная встреча с Федотовым.
Но ведь человек, которого он за мной послал, тоже ни в чем не виноват, да? Некрасиво отыгрываться на нём, передавать через него какие-то нелицеприятные послания. К тому же, Роман Юрьевич всё равно так просто не сдастся, не отступит. Пройдёт ещё день-другой, и меня снова настойчиво попросят сесть в машину и проявить к Федотову уважение, согласиться на встречу.
Господи, ну почему с ним всё настолько сложно?
Помню, однажды, в сердцах, я озвучила этот вопрос вслух, при маме, но никакой поддержки, понимания, к своему удивлению, от неё не дождалась. Мама даже посмеялась надо мной. И задала в свою очередь встречный вопрос.
– А ты хочешь, чтобы было легко и просто? Думаю, тебе стало бы скучно очень быстро.
Я не нашлась, что ей ответить в тот момент, но всерьёз задумалась. Может, на самом деле, дело не столько в Федотове, сколько во мне? Он же может жить без меня, а у меня не выходит.
В один момент решившись на встречу с Ромкой, я пожалела об этом уже в дороге. Когда поняла, что мы едем по направлению к выезду из города. Даже в пробке постояли, я напряжённо смотрела за окно и мысленно проклинала свою податливость. Но спорить уже было поздно. Я только спросила в какой-то момент, не выдержав:
– Куда мы едем?
Скрывать от меня ничего не стали, тут же ответили:
– В Палашкино. Роман Юрьевич вас там ждет.
Палашкино. В те времена, когда мы с Федотовым расстались, и я уехала из Москвы, участок в Палашкино был только приобретен. Помню, мы вместе его выбирали, когда у Романа Юрьевича созрела идея построить дом, где-то в отдалении, чтобы о нём никто, кроме нас двоих, не знал. По всей видимости, своё желание он осуществил. А для меня это очередной укол в сердце и болезненные воспоминания. К тому же, я отлично знала Ромку, и представляла, что меня ждет по приезду. Что Федотов мне скажет, как на меня посмотрит, как, вообще, будет выстраиваться наш предстоящий разговор.
Говорят, что, если ты знаешь человека настолько, что в состоянии предсказать его поведение и реакцию, то это характеризует вашу близость, ваши глубокие отношения. Может быть, это и так, но порой это становится тяжким бременем – когда ты знаешь всё заранее. И также заранее уже не радуешься предстоящему.
Участок в Палашкино был довольно обширным, около гектара земли. Огороженный, на окраине сосновой рощи, неподалеку живописная деревня с церковной колокольней, чуть в стороне река и поле в цветах. Именно так я запомнила это место. Теперь на месте купленного участка забор, и дом за ним. Я не хотела, не хотела оглядываться, хоть как-то проявлять свой интерес, но мне все равно было любопытно, и я смотрела сначала в окно автомобиля, потом оглядывала окрестности, а когда оказалась на территории дома, стала смотреть на него. Крепкий, бревенчатый, двухэтажный, с балконами и большими окнами. Крыша из темной черепицы, кованый указатель ветра в виде рыцаря на коне и с копьем на выступе. Весьма символичный штрих для хозяина дома. Вокруг дома ровный газон, розовые кусты, гравиевые дорожки. Когда-то примерно так я и представляла наш с Ромкой дом, подальше ото всех, от чужих глаз. Спокойное место, где я смогу чувствовать себя хозяйкой.
Федотов вышел мне навстречу. Машина остановилась на гравиевой дорожке у дома, и Ромка сразу показался на крыльце. По всей видимости, он ждал моего появления. И сказал, в принципе то, что я и ожидала услышать. Федотов улыбнулся мне иезуитской улыбкой, и вместо приветствия, сказал:
– Наконец-то ты дома.
