Не оценила. Сердце дрогнуло, да, вот только радости его слова в мою душу не добавили. Это был не мой дом, это был его дом.
– А я рада, что ты построил себе теремок, как мечтал, – сказала я ему.
Мы присматривались друг к другу. Не знаю, может быть, он ждал, что я переполнюсь чувствами, оказавшись в Палашкино, и кинусь ему на радостях на шею, но меня переполняло уже привычное чувство неприятия происходящего. Моего мнения снова не спрашивали, делали и брали то, что хотели. И ждали, что я с радостью приспособлюсь.
Мои слова Федотову, явно, пришлись не по душе, но он решил проявить добрую волю, и благосклонно на них не обратил внимания. Сказал:
– Проходи в дом.
Я прошла. Поднялась по широким ступеням крыльца, прошла в дом, конечно же, огляделась, всё равно было любопытно. Высокие потолки, добротная мебель, дорогой паркет на полу. Всё в современном деревенском стиле. Надо сказать, что сам Федотов, тяжеловесный и суровый, весьма органично смотрелся в такой обстановке, не то что в городской квартире, где Альбина всё обустраивала соответственно своему тонкому, артистическому вкусу.
Мы прошли в гостиную, я окинула комнату изучающим взглядом, затем положила свою сумку на кресло. Ромка стоял за моей спиной и наблюдал за мной с детским восторгом, судя по всему, ждал, когда я примусь его нахваливать. А мне совсем не хотелось его хвалить, ну вот никак. В моей душе не было ни восторга, ни радости, скорее, страх, что наша встреча закончится очередным скандалом, и мне придётся вновь переживать его в одиночку. Потому что Роман Юрьевич приемлет только один вид нашего общения – когда я его люблю, а не когда критикую.
– Я построил дом, – сказал он, когда понял, что я слишком долго молчу. Сказал это, улыбнулся мне и даже руками развёл, демонстрируя свои труды.
Я осторожно кивнула.
– Молодец.
– Ты не рада?
Я не нашла, что на это ответить. По крайней мере, ответить так, чтобы Ромку одним единственным словом не спустить с небес на землю. Вместо этого поинтересовалась:
– Ты здесь один?
– Да. Две женщины из деревни приходят убираться и готовить пару раз в неделю. Заниматься садом приезжают из города. Так что, никого лишнего.
– Хорошо.
– Насть, ты совсем не рада?
Я молчала. Сначала отвернулась от него, потом села в кресло. Отсюда открывался красивый вид на сад и высокие сосны неподалеку через большие окна. Сосны шумели, цветы радовали ароматом и разноцветьем, птицы пели, а бабочки летали. Вокруг тишина и покой. Возможно, это было лучшее место на свете. Вот только я к этому месту не имела никакого отношения. Сейчас Ромка расскажет мне, что построил этот дом для меня, что он старался воплотить мою же мечту в жизнь, вот только всё дело в том, что мечту приятно воплощать в жизнь вдвоём, вместе, а он снова всё сделал в одиночку. Не потому, что я не захотела быть рядом с ним, а потому что я не была ему нужна на стадии осуществления его планов. Я нужна, чтобы похвалить за результат, и, когда потребуется, снова отойти в сторону, не мешать полёту ястреба.
Кто бы знал, какое бессчетное количество раз я пыталась объяснить эту простую арифметику Федотову, но он отказывался меня слышать и понимать. Моё дело было стоять в стороне и ждать, когда он убьёт мамонта и принесет его домой, чтобы я взвизгнула от восторга и захлопала в ладоши. Так поступала Альбина. Не мешала мужу зарабатывать деньги и воплощать в жизнь идеи, и только когда требовалось его похвалить, сестра начинала выражать бурные, наигранные эмоции.
А я хотела взаимности. Общих планов на будущее, общих усилий, что предстояло приложить, общей радости. У Ромки чувство общности отсутствовало на корню. И для меня было настоящей загадкой – почему так. От понимания этого, в душе, вперемешку с любовью – боль и негодование, а ещё ощущение бессилия. Даже его хвальба домом, о котором я на самом деле мечтала, меня не радовала, мне было грустно. От того, что я опять простояла где-то в стороне, пока что-то происходило, пока что-то делалось – для меня. А в моей жизни в это время зияла дыра, я была одна, в невыносимой пустоте, а для меня, оказывается, в это время дом строили. Какая радость.
– Я поживу в доме отца, – сказала я Федотову, вместо ответа про дом. – Я так решила.
Ромка возмущенно фыркнул за моей спиной.
– Настя, это глупо. Квартира на Якиманке свободна. К тому же, она тебе нравится.
– Рома, – позвала я.
Он остановился. До этого пересек комнату широким шагом, явно недовольный моим заявлением, а когда я его позвала, остановился, посмотрел на меня.
– Что?
– Перестань делать вид, что между нами что-то есть.
Федотов недовольно поджал губы, взглянул на меня колко, упер руки в бока.
– Я не делаю вид.
– Делаешь, – воспротивилась я. – И заставляешь меня играть в твою игру.
Федотов отвернулся. Я молчала, а он злился. Потом сказал:
– Я пытаюсь тебе объяснить, что дальше на меня злиться и обижаться глупо.
– Знаю. Поэтому не злюсь и не обижаюсь, уже давно. Я пытаюсь жить без тебя, вот и всё.
Он снова ко мне повернулся.
– И что, получается?
Я уклончиво пожала плечами.
– Даже если не слишком получается, – в конце концов, проговорила я, – это касается только меня.
– Настя, это какая-то блажь. Ты меня любишь…
Я подняла на него глаза, перебила встречным вопросом:
– А ты меня любишь?
Ромка удивленно моргнул.
– Конечно, люблю. Солнышко, я делаю для тебя всё, что в моих силах!
Я не удержалась от злой усмешки. Подняла руку и принялась загибать пальцы.
– Покупаешь, строишь, оплачиваешь мои покупки, решаешь вопросы с моей арендой, пафосно заявляешь о своей любви!..
– А что я опять не так делаю? Нет, – он махнул рукой, – поставим вопрос по-другому! Что ты хочешь, чтобы я делал? – Федотов смотрел на меня с вызовом. А я спокойно ответила:
– Я хочу, чтобы ты просто был честен. Со мной, с собой, с людьми вокруг. А ты, Рома, можешь всё, но только не это.
Мы столкнулись взглядами, злились друг на друга, и молчали.
– Я всегда считал, – проговорил Федотов недовольным, скрипучим голосом после затянувшейся паузы, – что поступки говорят куда больше об отношении к человеку, чем слова. Разве не это ты мне говорила?
– Возможно. Если этими поступками не пытаются прикрыть своё бездействие.
– Всё, хватит. Хватит! Настя, тебе не кажется, что ты порой начинаешь заигрываться? Я, вообще, перестаю понимать, что ты мне говоришь. А тем более, чего хочешь! Что бы я ни делал – всё не так! Просто из принципа. Просто из противоречия. Из-за твоей злости на меня!
– Я не злюсь на тебя.
– А что ты ко мне чувствуешь? – Ромка смотрел на меня с откровенным ожиданием. А ещё с оттенком ехидства.
– То, что не должна чувствовать. К мужу сестры.
– Опять ты об этом!..
Я в такт ему наигранно всплеснула руками.
– Опять ничего не меняется! – Я вздохнула, потом поднялась с кресла. Постаралась говорить спокойно. – Рома, давай поговорим, как взрослые люди. – Буквально попросила.
Федотов согласно кивнул.
– Давай. – Произнес это таким тоном, явно намекая, что во мне взрослую, сознательную личность он не видит.
– Рома, мы с тобой расстались три года назад. Мы с тобой поговорили, мы с тобой пришли к единому мнению… – Я предупреждающе вскинула руку, заметив, что он собирается мне возразить. – И не надо мне говорить, что ты пошёл у меня на поводу. Это неправда. Просто в тот момент тебе было удобно, что я приняла такое решение. И даже то, что я уехала к матери, тебе тоже было удобно. Вспомни, сколько времени прошло, прежде, чем ты принялся меня уговаривать вернуться? – Я грустно улыбнулась. – Когда ты закончил все свои дела, когда смог показать себя в очередной раз порядочным семьянином, получить все выгоды, которые только смог, вот тогда ты вспомнил обо мне. Скажи, что это не так!
Ромка тут же решительно качнул головой. И заявил:
– Это не так.
Я усмехнулась.
