– Так, где у тебя соль, перец, паприка?
– Второй шкафчик слева.
Поднявшись за нами с Митей в квартиру, Никита по-хозяйски оккупирует мою небольшую кухоньку. Вешает пиджак на спинку стула, подкатывает рукава баснословно дорогой рубашки и принимается мариновать мясо. Управляется со стейками так умело, что я даже испытываю приступ тихой зависти, пока медвежонок разбирает подарки у себя в комнате.
Радиоуправляемый вертолётик последней модели. Пару модных головоломок. Футболку с логотипом Бэтмана.
Откуда Лебедев узнал, что Митя обожает комиксы про «Темного рыцаря», ума не приложу.
Бесшумно преодолеваю расстояние до плиты и из-за Никитиного плеча наблюдаю за тем, как он виртуозно выкладывает пласты мяса на противень.
Вздрагиваю, когда выпрямляется и поворачивается ко мне. Высекаю хрипло.
– Ты разбалуешь Митю, Никит.
– Меня так долго с вами не было, что я совершенно по-дурацки наверстываю упущенное время. Прости. Я постараюсь быть более умеренным.
Качнувшись, Никита упирается лбом мне в лоб и замирает. Столько всего транслирует, что я начинаю задыхаться. От хлещущей от него надежды. От легко читаемой в глубине серых омутов тоски. И от перемешавшейся с тоской заботы.
Чужие эмоции едва не сшибают меня с ног. Пронизывают насквозь. Концентрируются за грудиной. Заполняют пространство. Обостряют восприятие так, что негромкая трель дверного звонка слышится громогласной.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет. Может, курьер ошибся.
Нехотя отлепляюсь от Лебедева и торопливо иду в коридор. Долго ищу ключи в сумочке, отпираю замок и меньше всего ожидаю увидеть на пороге Пашу.
Он мнётся на запылившемся коврике с далёкой от моего реального настроя надписью «Welcome» и нервозно поглаживает серую шерсть громадного плюшевого медведя.
Холод досады прокатывается вдоль позвоночника. Раздражение дёргает уголки губ вниз. И я много чего хочу сказать, но не успеваю.
Не слышу бесшумные шаги позади. Пропускаю Никитино фееричное появление. Цепенею, когда его горячая ладонь опускается мне на талию и скользит к животу.
Павел тоже отмерзает не сразу. Ошарашенно следит за наглой конечностью. Сухо откашливается. И задаёт поистине глупый вопрос.
– Лебедев, что ты здесь делаешь?
– Готовлю ужин.
Глава 25
Никита
– Ты кого-то ждешь?
Притираюсь лбом к Кириному лбу и замолкаю. Ревную ее, как сопливый пацан. Самообладание расшатано, кислота в глотке, в башке дурь.
– Может, курьер к соседям? Ошибся.
Беспечно бросает Кира и исчезает в глубине квартиры. Я же тщетно борюсь с взбунтовавшимися инстинктами и всухую им проигрываю.
0:5. Лебедев терпит сокрушительное поражение.
Приняв это, чертыхаюсь. Второпях споласкиваю руки, вытираю их кипенно-белым полотенцем, висящим на одном из многочисленных крючков, и выхожу в коридор.
Обстановку оцениваю за жалких пару секунд. Распахнутая настежь дверь. Примерзший к коврику баклан-Григорьев. Идиотский плюшевый медведь у него в лапищах.
И женщина. Моя женщина.
По крайней мере, так воет внутренний зверь. Он требует немедленно обозначить свою территорию, и я ему подчиняюсь. Придвигаюсь к Кире вплотную, приклеиваюсь подбородком к ее плечу, скольжу пальцами по тонкой талии.
Собственнический жест получается, на удивление, естественным и гармоничным. И, конечно, встает костью поперек Григорьевского горла. Откашлявшись, Павел пронизывает меня недовольным взглядом и выдает совершенно нелепое.
– Что ты здесь делаешь, Лебедев?
– Ужин готовлю.
От моего ответа, сопровождаемого изогнутой бровью и издевательской ухмылкой, Кирин незадачливый ухажер подвисает. Смешно лупает округлившимися глазами и глупо повторяет.
– Ужин?
– Да, ужин. На который ты не приглашен.
– Никита!
Кира неловко дергается под моими пальцами, но я крепче вплавляю ее в себя, мажу губами по ее виску и мягко прошу.
– Проверь мясо, пожалуйста.
Странно, но больше она не огрызается. Застывает ровно на мгновение. Недолго колеблется, высвобождается из кольца моих рук, которое я так настойчиво сомкнул, и легкой ланью уносится на кухню, чтобы там загреметь противнем.
Я же выдерживаю тяжелую паузу. Проигрываю в мозгу десяток вариантов от шантажа до мордобоя и останавливаюсь на самом непредсказуемом.
Раньше я бы размазал незадачливого Казанову по лестничной площадке, теперь – убираю руки в карманы и задумчиво наклоняю голову набок.
– Ты ведь знаешь, что Митя мой сын?
– Знаю.
Медленно кивает Григорьев, подтверждая мои догадки, и явно не врубается, к чему я веду. Судорожно мнет шерсть искусственного медведя и неловко переминается с ноги на ногу, теряя былой запал.
– А готов ли ты строить отношения с Кирой, понимая, что я всегда буду рядом? Буду гонять с Митей в хоккей, буду ездить с ним на рыбалку, буду ходить к нему на линейки в школу. Буду покупать ему новую экипировку. Буду учить водить, когда он немного подрастет.
Вываливаю это все пулеметной очередью и замолкаю, чтобы оппонент мог переварить дополнительные вводные и оценить масштаб моего предполагаемого присутствия.
Тишина повисает непроницаемая. Окутывает от макушки до пят и давит на уши. Оглушенный, Павел растерянно открывает и закрывает рот. Ну, а я пру дальше, как развивающий скорость паровоз. Или как профессиональный боец на ринге, почуявший вкус близкой победы.
Подсечка. Апперкот. Нокаут.
– Совместный отдых на море. Вылазка в горы. Празднование Нового года. Митины дни рождения. Меня рядом. Вывезешь?
Знаю, что не вывезет. Вижу это по изломленным дугой бровям. По поджатым губам, слившимся в одну линию. По замешательству, застывшему в невыразительных поблекших глазах.
Вижу и немного жалею больше уже не соперника с нелепым именем «Павлуша», как называет его Анастасия Юрьевна.
– На будущее запомни одну вещь, Григорьев. Семилетние пацаны не любят плюшевые игрушки.
Убедившись, что никто не собирается удостоить меня ответом, я заключаю отстраненно и спокойно притворяю дверь. Проворачиваю в замке ключ, как будто делал это не одну сотню раз, и двигаюсь на запах, ползущий из кухни.
Прислоняюсь к косяку и не успеваю обозначить свое появление. Кира спиной чувствует мое присутствие, разворачивается
