в порядке.
Молчит.
Подтянулся, поцеловал ее в висок. Обнял.
Она даже не шелохнулась.
Прошел в детскую. Ника спала в кроватке, няня сидела в кресле с вышивкой. Сделал знак женщине, чтобы не вставала. Провел пальцами по волосам дочки, наклонившись, поцеловал ее в пухлую щеку. Моя любовь. Маленькая копия Еси. Мое сердце навсегда останется с ними.
Спустился вниз и вышел во двор. Мне почему-то не хотелось говорить об этом под крышей дома. Я знаю, этот шаг отчаяния. И я никогда бы не стал делать подобного, если бы не угроза жизни моему сыну и моей семье. Набрал номер на визитке. Пока шли гудки, в каком-то тумане все. А потом раздался его голос.
– Слушаю…
Раздался стук в дверь. Я не могла даже повернуть голову и посмотреть кто там. Не было сил ни на что. Прикрыла глаза, а там опять произошедшее по пути в аэропорт. Мертвые, незрячие глаза Македона и раздираемый душу крик Паши. Сыночек мой. Грудь снова стянуло спазмом, а слезы потекли беззвучной рекой.
– Есения Валентиновна, я домой, – раздался голос няни. Украдкой вытерла слезы с лица, обернулась.
– Да, конечно, – поднялась с кровати и приняла из ее рук Нику. Дочка только что проснулась. Прижала ее к себе.
– Привет, крошка, – улыбнулась, коснувшись ее щечек. Ника схватилась за прядь моих волос и звонко расхохотавшись, принялась тянуть за нее.
– Эй, тише. Ты чего так разошлась? – улыбнулась сквозь слезы. Малышка удивленно посмотрела в мои красные глаза.
– Спасибо, Анна Ивановна. Конечно, езжайте домой, – кивнула.
Как только мы с Никой остались наедине, я устроилась с ней на кровати.
– Ну что? Ты голодная? – спросила дочку, увидев, как она тянет в рот свою маленькую пластиковую игрушку в виде слоника. Ника расхохоталась и принялась бить ей по стене.
Уже было хотела спуститься с дочкой вниз, как услышала грохот входной двери. Грех вернулся. Прикрыла глаза, а сердце замерло в волнении. Его не было пару часов. Я не знаю, где он был, но уверена, муж сделает все, чтобы спасти сына.
Он появился в дверях комнаты, а у меня в глазах стало темнеть. Если еще хоть минуту пробуду в неизвестности , с ума сойду.
– Ну что?
Заметив Греха, Ника тут же потянула к нему ручки. Гера подошел к дочке и поднял ее.
– Все будет в порядке. Сегодня Паша будет дома.
Я кивнула. На глазах снова выступили слезы. По-другому и быть не может. Я даже представлять не хочу иных исходов ситуации.
Вдруг за окном раздается звук подъезжающих машин. Грех срывается к окну. А потом вдруг резко подается ко мне. Он всучает мне дочку.
– Живо, в шкаф! – кричит, и в этот момент раздается автоматная очередь. Стекла в одном из окон взрываются на мелкие осколки. Грех обнимает нас, пряча под своим телом. Как только выстрелы прекращаются, он буквально запихивает меня в шкаф.
Снова выстрелы. Ника хнычет.
– Сиди там, и не вздумай выходить! – кричит он, а спустя секунду я слышу, как врываются в комнату неизвестные. Мне страшно. Я слышу звуки ударов, грохот падающих предметов. Прижимаюсь к стенке шкафа. Ника напугана. Она плачет. Боясь, что нас заметят, я прикрываю ладонью ее рот, слегка покачиваю дочку.
В дверце шкафа небольшая проем – узор, из которого мне видно что там происходит. Грех бьет одного из них, но получает удар по голове. Всхлипываю. Онемев от страха, еще сильней прижимаю ладонью рот малышки.
Гера на полу. Я так боюсь, что они увидят нас. Боюсь за дочку. А потом это повторяется. Также, как и с Македоном. Меня начинает мутить, когда я вижу, как они, вчетвером избивают его. По голове, по торсу. Он не сопротивляется. Только руками закрывает лицо.
– А говорили непобедимый, – ухмыляется один из них, наставляя автомат в спину Греху.
Не свожу с него глаз. Он лежит на боку, лицом ко мне. Весь в крови. Я умираю, горю изнутри. Все мое естество так и кричит о том, чтобы выйти и помочь ему. Я не могу позволить им убить мужа! Но голос матери еще громче. Я не могу позволить им сделать больно дочери. Грех подставился из-за нас. И я не могу сделать его жертву напрасной.
Слезы застилают глаза. Они связывают его руки, а он на меня все это время сморит. Его губы двигаются.
– Я спасу его.
Беззвучно. Но я все понимаю. Рыдания рвутся из груди. Зажмуриваюсь. Прижимаю дочку к груди, трясясь от ужаса.
– А телка его где? Шеф говорил, что бабу тоже вести, – произносит один из них.
– Обыщи дом. Здесь никого нет.
Они поднимают его и заставляют идти. Спустя минуту их уже нет в комнате. Спустя еще пару минут дом пустой. Я слышу, как заводятся автомобильные моторы и они уезжают. Увозят его. И только тогда я убираю руку со рта малышки. Она молчит. Удивленно смотрит на меня. Открываю дверцу и выхожу с ней в комнату. В голове полный хаос. Сердце в груди – навылет. Меня душит новая волна истерики. Но я должна что-то сделать! Я должна как-то ему помочь!
* * *
Все тело, как единый натянутый нерв. Боль разливается во мне, заполняя каждый уголок, каждый орган. Меня вздёргивают к верху за руки.
– Пошел! – тычок в спину. Нога цепляется за что-то, и я лечу на пол. Меня переворачивают. Кто-то срывает мешок. Ничего не вижу, глаза режет от яркого света. Сколько я просидел с этой дрянью на голове?
– Ну, здравствуй, дорогой, – перед глазами довольная рожа Калугина. Ублюдок улыбается, нависая надо мной.
– Где мой сын? – рычу, стиснув зубы. Замочу тварь, вот только Пашу найду.
Бл*ть. Все пошло совершенно не по плану. Еще каких-то пару часов – и они были бы у меня в руках.
Он приседает на корточки рядом со мной.
– Я хочу сейчас говорить о другом. Ты подпишешь документы, передашь мне свой бизнес. И когда все будет сделано, я отдам тебе твоего сынка…
– После я вырву тебе кишки и намотаю их на главную елку города, как новогоднюю гирлянду, – рычу, пока его братки развязывают мне руки. Калугин смеется.
Осматриваюсь. Их трое. Помещение не жилое. Видимо, здесь его база. По правой стороне небольшой стол со стулом, чуть дальше – диван.
Меня заставляют подняться, толкают в спину к столу. Давят на плечи, вынуждая сесть. Передо мной кипа бумаг. Калугин, сука, уже и подготовить все сумел.
– Подписывай, – бросает в меня ручкой. Не шевелюсь.
– Пока
