сына не приведешь, х*й я тебе че подпишу.
Удар по лицу. Падаю со стула, ударяясь головой об бетонный пол. В глазах темнеет, в ушах – звон.
– Ты мне еще и условия собрался ставить?! А?! – ревет, захлебываясь слюнями. – Ты падаль, чмошник! Я тебя поимел во все щели, слышишь, Грех?! Телка твоя рассказывала, как на глазах у твоего ублюдка я с нее трусы содрал?
Мразь вонючая. Подрываюсь. Бью ему в челюсть. Он на полу, я сажусь сверху и наношу удары по его мерзкой роже. Снова и снова, пока меня не хватают и не оттягивают. А потом новый град боли со всех сторон.
– Тварь! – раздаётся его шипение. Закрываюсь, пока его шестерки пытаются сделать из меня месиво.
– Ладно, хватит пока.
Они отступают. Меня мутит. Закашливаюсь так, что, кажется, легкие выплюну. Валяюсь на полу, пытаясь прийти в себя. Сплевываю в сторону сгусток крови.
Вижу его ботинки. Он хватает за волосы, поднимая мою голову.
– Сел, бл*ть, и подписал…
Растягиваю губы в улыбке. Больно, но я старательно оголяю перепачканные кровью зубы.
– Пока сына не увижу, ни хера не подпишу.
Рычит.
– Костян, приведи пацана!
Калугин бросает мне ручку. Его братки поднимают меня и снова усаживают за стол. Ни хера не вижу. Перед глазами все плывет. Подписываю листки, там, где он указывает. Сейчас плевать абсолютно на все, кроме жизни сына и родных. Я даже не читаю то, что он мне подсовывает. Сегодня здесь все закончится. Теперь уже плевать.
В тот момент, когда я подписываю последний лист, дверь открывается и в помещение входит Киров. Ублюдок держит за плечо моего сына. Толкает его вперед. Паша с виду спокоен. Нет слез и истерик. Прикрываю глаза, выдыхая. Мой парень. Все как я учил. Не показывать слабости врагу.
Паша поднимает глаза и видит меня. Застывает. А потом вырывается из руки Кирова и несется ко мне.
Прижимаю сына, закрываю глаза, выдыхая. Жив. Это самое главное. Он напряжен, как натянутая стрела.
– Молодец. Все правильно делаешь, – шепчу ему. Он украдкой кивает.
– Как мама?
– Все хорошо. Скоро будешь с ней.
– Ой, как мило это выглядит, – раздается голос Калугина. Вижу, что он просмотрел все документы и передал их своему братку. Киров стоит рядом с ним.
Ухмыляюсь.
– Ты по-другому не можешь, Олег. Только за спиной.
– Еще зарыдай как сучка, – рычит с презрением. – Также рыдал твой дружок Овсянка. Вы только с виду все крутые. Ну же Тайсон, куда твоя крутизна делать то? Ничего от тебя не осталось. Передел в мою пользу. Теперь я – хозяин города. А ты будешь гнить в земле…
Он рванул в мою сторону. Задвинул за спину сына, приготовившись валить урода.
– Олег, спасибо тебе. Дальше я сам. Город твой. Тайсон – мой, – раздался голос Калугина.
Киров застыл. Процедил что-то сквозь зубы и, скривившись, направился к выходу. Из-за стены раздался грохот.
– Ну а теперь я наконец-то грохну тебя, Тайсон, – Калугин наставляет ствол.
– Беги! – отталкиваю Пашку и в этот момент раздается выстрел.
Боль. Адская, удушающая. Я лежу на полу. А в голове только одна мысль. Паша. Слышу его истошный крик. Он зовет меня.
Калугин стоит надо мной. Теперь он целится мне в лицо. Я не могу дышать, во рту привкус крови. Слышу какой-то шум за спиной, крики. Ну, наконец-то, явился.
Калугин смотрит назад, а после снова оборачивается ко мне.
– Ну, давай. Стреляй. Тебе уже конец, – усмехнулся. Спецназ уже здесь.
– Ты тварь… как же ты меня достал! – рычит Калугин, направляя на меня пистолет. А потом раздается выстрел. Я зажмуриваюсь, но ничего не происходит. Калугин оседает, хватаясь за ногу. Сзади стоит Паша. По его губе стекает кровь, в руках сына пистолет.
– Ах ты ж ублюдок, – он целится в сына. А дальше все происходит как во сне. Не знаю, откуда силы взялись. Я поднимаюсь и буквально заваливаюсь на Калугина. А он стреляет. Теперь в плечо. Сгибает от боли. Заваливаюсь на пол вместе с ним. В глазах темнота. Мне нужно защитить сына. Нужно уничтожить Калугина. Из последних сил выдираю из его руки пистолет и направляю ему в грудь. Выстрел. Еще и еще.
Темнота. Я лежу на спине, на мне лежит труп Калугина. Где-то рядом Паша. Слышу слезы сына, его крик. А в следующую секунду в комнату врывается спецназ. Вдруг пропадает тяжесть веса этого ублюдка. Меня переворачивают набок. Больно, бл*ть! Не хватает сил сказать. Нихера не вижу. Только боль чувствую, она заполняет каждый атом сознания.
– Эй, Гера, ты как там? Живой? – раздается над ухом голос Лапы.
– Паш… – хрипло.
– Все в порядке. Он в безопасности.
Прикрываю глаза. Ну и отлично. Теперь можно расслабиться. Все будет хорошо.
Меня отрывает с пола. Слышу тяжелое дыхание Лапина. Он что, несет меня? Каждый его шаг отдает новой волной боли.
– Слышишь, ты держишь там, не подыхай, ладно? – спрашивает Андрей, слегка хлопнув по щекам. Теперь я где-то лежу. Он над головой у меня, рядом. В машине? Скорая?
Засмеялся. Вернее, мне так показалось, что я смог это сделать.
– Че, так переживаешь?
Улыбается.
– А то, кто ж тебя мертвого то посадит? Плакало мое повышение…
– Сука ты, Лапа…
– Где он? – в дверях больницы стоял Лапин.
– Сейчас, – кивнул, выбросив недокуренную сигарету. Прошел к стоящей у больницы милицейской машине и открыл заднюю дверцу.
– Сыночек! – закричала, сорвавшись к экипажу. Стоило Паше выбраться из салона, я схватила его и сжала в крепких объятиях. Отстранившись, стала осматривать его лицо. Сердце в груди замерло от страха. У сына была разбита нижняя губа. В груди все стянуло в узел.
– Они тебя обидели? Скажи.
– Со мной нормально все, мам, – в его глазах появились слезы. Сын пытался успокоить меня, хотя самому было плохо. Понимание этого делало мне невероятно больно.
– Дорогой мой, – поцеловала его волосы.
– Мам, – Паша оттолкнул меня. Смахнул слезы рукавом.
– С папой плохо…
Холодок пробежал по спине. Я обернулась на стоящего рядом Лапина. Он молчал. Только смотрел на меня напряженно.
– Что с ним? – приблизилась к нему.
– Херово все, Есь. Два огнестрела, одна пуля в легкое попала. Сейчас на операции, достают.
Мне стало плохо.
– Андрей, я позвонила тебе сразу, как его похитили. У тебя было столько бойцов ОМОНА, ну неужели вы не могли его спасти?
Я прижала к себе сына. Внутри нарастала буря.
– Прости, Еся, я делал все что мог. Но и я не волшебник. Скажи спасибо, что сын в порядке.
Я прижала Пашу