серую шерстку.
– Ты в порядке? – спросила она, когда я встала на ноги. Карие глаза Элли были переполнены эмоциями, за ее участием скрывался более глубокий смысл, что поразило меня прямо в сердце.
Она спрашивала не о том, волнуюсь ли я, оставляя свою собаку на двое суток. Она задала вопрос, обсудить который у нас обеих не хватило храбрости.
– Ты дала мне очень плохой совет, – тихо сказала я.
– Я знаю. – Опустив голову, она бросила взгляд на свои туфли, а потом опять посмотрела мне в глаза. – Мне следовало сказать тебе, чтобы ты прислушалась к своему сердцу. Мне следовало сказать тебе, чтобы ты бежала, а не шла.
У меня в глазах стояли слезы. Элли притянула меня к себе и обняла, крепко обхватив руками.
Наконец-то я получила благословение своей лучшей подруги. Оставалось лишь отправиться на встречу со своим мужчиной и надеяться, что за прошедшие недели ничего между нами не изменилось.
Наконец наступила пятница, и Пейдж должна была прилететь через час. Я снова чувствовал себя как испуганный подросток, внутри у меня все сжалось в комок, я нервничал, думая, куда может завести нас этот вечер, и снова и снова рисовал его в своем воображении. Было немного смешно, как сильно я скучал о ней. С тех пор как она позвонила накануне и сказала, что прилетит, я был на взводе и не мог думать ни о чем другом.
Я провел весь день, пылесося и убираясь в своей новой квартире. Я жил в роскошном шестиэтажном здании с мраморным холлом неподалеку от деловой части города. Моя квартира располагалась не на верхнем этаже, но это был угловой блок, у меня было две стены с окнами, в которые проникало послеполуденное солнце, и чудесный балкон.
Закончив уборку, я пошел в продуктовый магазин, чтобы сделать запасы на выходные, поскольку моей целью было провести их в постели. Я купил вино и фрукты на вечер и ингредиенты для французских тостов, которые я хотел приготовить для нее утром. Сорока восьми часов с моей принцессой мне не хватило бы. Но я надеялся, что уговорю ее остаться надолго.
На протяжении многих лет у меня было много женщин, но такой, как Пейдж, не было ни одной. Она была бесценна для меня. Взрослея рядом с ней, я видел, как она превращается в сногсшибательную красавицу, и никогда не мечтал о том, что нас с ней свяжет нечто большее. Было почти жутко думать, что скоро она приедет ко мне сюда.
После того как я принял душ, побрился и слегка спрыснулся одеколоном, делать было больше нечего, оставалось только ждать.
* * *
Наконец настало время ехать в аэропорт и дожидаться прибытия ее рейса. Разумеется, я приехал слишком рано, и охрана аэропорта сопроводила меня за линию, не позволяя остановиться у тротуара и подождать. Я трижды объехал аэропорт, прежде чем она наконец прислала мне эсэмэску, написав, что приземлилась.
Пейдж выглядела еще лучше, чем я запомнил ее: она была одета в светло-голубое платье-свитер, легинсы и ботинки на высоких каблуках. Волосы медового цвета каскадом падали на плечи, и она нервно заправляла их за ухо, оглядываясь вокруг. До меня дошло, что она даже не знает, на какой машине я сейчас езжу, – в волнении я забыл сказать ей об этом. Я продал старый седан, на котором ездил, учась в колледже, думая, что он не выдержит долгой дороги, и теперь ездил на черном внедорожнике. Оставив внедорожник на парковке, я выбрался из него и окликнул ее по имени.
Она с улыбкой на губах обернулась на звук моего голоса. Опустив сумку с вещами на тротуар, она бросилась в мои распростертые объятия.
Оторвав ее от земли, я прижал ее к себе и вдохнул ее запах, благодаря Бога за то, что она здесь. Я не знал в этом штате ни единой души, кроме тех, с кем вместе работал, и присутствие Пейдж казалось мне верхом блаженства.
– Как у тебя дела? Тебе здесь нравится? Твоя новая квартира? Твоя больница? – Мне хотелось узнать все сразу, и я, как помешанная, перескакивала с пятого на десятое.
Кэннон ухмыльнулся и, протянув руку через консоль, положил ладонь мне на колено.
– Да, мне очень нравится. Я живу в жилом комплексе рядом с больницей, где обитают несколько резидентов. Больница была построена всего несколько лет назад, поэтому дом новый и очень красивый. А команда кардиологов оказалась очень благожелательной.
Он говорил так, будто все было замечательно. Я еле держала себя в руках, порой по утрам не в силах подняться с постели, а он явно блаженствовал в новом городе.
– Приятно слышать, – выдавила я.
Может быть, он хотел не того же, что я. Может быть, эта поездка на выходные должна была стать просто никуда не ведущим развлечением. Я не могла позволить себе обнадеживать себя. Возведя стальную стену, я спрашивала его о местности, по которой мы ехали, а Кэннон с излишней радостью рассказывал мне о своем новом доме, о достопримечательностях, мимо которых мы проезжали.
Я кивала, пока он говорил, уверенная в том, что если я открою рот, то, возможно, скажу то, о чем пожалею. Мне хотелось сказать ему, что я скучала по нему, что я была очень рада оказаться здесь, но вместо этого я хранила молчание.
Когда мы приехали в его новую квартиру, он устроил мне настоящую экскурсию. Это была просторная двухкомнатная квартира с окнами, выходящими на мерцающие огни города. Она была обставлена изящной, однако простой мебелью – в гостиной кожаный диван желто-коричневого цвета и длинный дубовый стол с двумя скамьями по бокам. А в спальне стояли кровать с пологом и два круглых прикроватных столика. Симпатично.
Осмотрев квартиру, мы остановились на кухне, где Кэннон налил нам по бокалу вина. Я не могла не обратить внимания на бутылку – это было вино той же марки, которое я покупала дома.
– В ту последнюю ночь, когда мы были вместе… – начал он и умолк, чтобы прокашляться. Ему не нужно было уточнять, какую ночь он имел в виду. Это было, когда он пришел ко мне за полночь, пьяный и сказал, что любит меня.
При этом воспоминании у меня все сжалось в груди. Отпив глоток вина, я снова кивнула.
Кэннон
