хоть до скончания времён.
— Не отмолить, — кивнула Ирка. Он слишком хорошо её знал. — Да и не надо.
— Нет. Надо. Мне надо было умереть. Я и хотел умереть. Но зачем-то выжил, — вытер он слёзы.
— Потому что это не тебе решать. Ты слишком много на себя берёшь, Север. Помнишь, я как-то спросила, какой момент своей жизни ты хотел бы изменить? И ты ответил: день смерти родителей. Ты бы их задержал всего на пять минут, чтобы они могли разминуться с лесовозом.
— Но тогда я не попал бы на тот автобус, в котором с тетрадкой по информатике на коленях ехала Лебедева Ирина, учащаяся восьмого «Б» класса гимназии номер восемь.
— Это ты ответил потом, когда подумал. А если бы я спросила снова? Что бы ты ответил? Тот день, когда нашёл сестру? Тот день, когда переспал с Софией? Или всё же тот день, когда погибли твои родители? Ведь тогда тебе не пришлось бы искать сестру.
— И я бы снова никогда не встретил тебя.
— Да, Петь. Твоя жизнь сложилась бы по-другому. И, скорее всего, моя тоже. Ты бы меня не знал. И, возможно, был бы счастливее.
— Нет, — покачал он головой. — Тогда я ничего не хотел бы менять.
— Запомни это, Север. И когда будешь спрашивать себя снова и снова, что ты должен был сделать и не сделал, знай — ничего. Всё было именно так, как надо. Даже если сегодня нам больно. Даже если мы пока не понимаем зачем. Всё так, как надо.
— Да, — обречённо кивнул Север.
— Никто ни в чём не виноват, — прикусила губу Ирка, чтобы не завыть в голос.
Она обнимала его последний раз. И понимала это.
Последний раз…
«Сколько ни прижимай его к себе — он больше не твой», — сказала себе Ирка и отстранилась.
— Она славная. Твоя София.
— Да, — выдохнул Петька. — А я дурак. Я должен был поступить правильно. Не сейчас. Тогда. Девять лет назад. Отступить. Уйти. Оставить тебя с ним. С твоим чёртовым Вадимом Воскресенским.
Чёртовым. Твоим. Ирка усмехнулась.
— Ты была так счастлива и так искренне в него влюблена. А я… — вздохнул Север. — Я всегда был слишком упрямым. Слишком сильным. Слишком настойчивым. Мне надо было сломаться. Плюнуть. Забить. Забыть. Но я настоял. Упёрся как баран. И всё испортил.
— Это не ты всё испортил, Петь. Это я. Это мне надо было понять раньше, что я всегда любила не тебя. Как влюбилась когда-то в детстве, когда ещё ничего не знала о жизни. Как наивно решила, что это любовь, так и живу с этим до сих пор. Прости.
— Лгунья, — покачал головой Север. — Никудышная лгунья. Думаешь, мне будет легче, если я буду знать, что ты всегда любила своего Вадика? Думаешь, я не понимаю, зачем ты всё это мне сейчас говоришь? Думаешь, не знаю, какой ценой тебе даются эти слова?
— Думаю, нет, — покачала она головой. — Ты ничего обо мне не знаешь, Север.
— Ты ошибаешься, упрямая моя, — покачал он головой. — Ты любишь. Иначе ни за что бы не отпустила, не гнала, не искала, не рвала бы душу. Иначе тебе не было бы сейчас так больно. Это не благодарность, не самообман, не верность клятве, что ты однажды мне дала и свято хранила, это любовь, детка. Но ты любишь не меня. И не Вадима. Ты любишь мечту. Того, кем никому из нас никогда не стать. Ты влюбилась в мечту. Встретила мечту. Вышла замуж за мечту. Ты и сама — мечта. Обещание счастья, которое никогда не исполнится. Как обещание дождя, что так и не пролился на землю. Это сводит с ума. И я наивно думал, пройдёт, когда ты станешь моей, когда выйдешь за меня замуж. Но нет, ты так и остаёшься мечтой и неисполненным обещанием.
— А так хотелось быть просто женщиной, — усмехнулась Ирка. — И хоть немножечко счастливой.
— Ты будешь. Вадик сможет, — выдохнул Петька. — Я не смог. А он сможет. Просто позволь ему. Выкини из башки всю эту дурь, будто бросаешься под него от безысходности. Ты не унизишь его этим. Он любит тебя. Мы расстались бы всё равно. Ты не хуже меня это знаешь. Просто я это начал, я и должен был закончить. Если бы я понял это вовремя, — он тяжело вздохнул. — Если бы отступил. Прости, я очень перед тобой виноват.
— Ты ни в чём не виноват, Север. И это не я тебя великодушно простила — ты прав. Иногда обязательно нужно получить что хочешь, чтобы понять, как оно тебе на хрен не надо.
— Да, вот ты меня нашла. И что? Нужен я тебе? — усмехнулся он.
— А если да, то что? Уедешь со мной?
Он усмехнулся.
— Да чтоб тебя, Ира! Да, уеду. Но лучше не зови.
— Обещай мне кое-что, Север.
Он поднял на неё глаза.
— Обещай, что ты будешь с ней счастлив.
— Я очень сильно постараюсь, — кивнул он.
— Обещай!
— Как обещал когда-то на причале? Хорошо, Ир. Я обещаю. И ты мне обещай…
— Нет. Я ничего тебе больше не должна, Север. Мы квиты. Тебе — нет, а вот твоей бабке — да. Я обещала, что отвезу её к тебе. Спасибо, что мне не придётся везти её в Сомали и сбрасывать в море.
Он засмеялся. Ирка тоже улыбнулась.
— Спасибо, что ты выжил. Хоть и убить тебя мало. Чёртов ты бабник, Север!
— Ну, что есть, то есть, — вздохнул он.
— И ещё кое-что… — Ирка достала из-за спины свою почтальонскую сумку. — Можешь съездить к Старой карге сам. И звонить. Андрей будет рад. Он очень скучает. Вот. — Ирка протянула бумагу, что месяц носила с собой. Бумагу, что дал ей перед отъездом судмедэксперт Громов.
— Что это? — уставился в документ Север.
Ветер рвал бумагу из рук. Рвал с Ирки платье. Путал волосы. Вокруг совсем потемнело.
— Отчёт о вскрытии, — ответила Ирка. — Они закрыли дело.
— Нет, — покачал головой Север. — Я же видел…
— Ты видел новости. А это официальный документ.
Он пробежал его глазами.
— Несчастный случай?!
