— Предлагаешь прилечь? — я растерялась и замерла, не зная, как поступить.
— Да. — Плетнев перехватил мои руки, притянул меня к себе — мягко, но настойчиво.
Я не сопротивлялась, и Зиновий воспользовался этим: его губы тут же прижались к моей шее, проложили дорожку поцелуев от ключицы до мочки уха. Краешком ума я понимала, какое продолжение последует за этими ласками.
Наверное, мне стоило прекратить все это и настоять на разговоре. Но я чувствовала, как стремится к близости обнимающий меня мужчина. Проблема была в том, что мне этого хотелось не меньше!
— Иди ко мне, — Плетнев с хриплым стоном увлек меня за собой на кровать, усадил к себе на колени и продолжил осыпать ласками.
И снова время раскрошилось, разлетелось на осколки. Все вокруг утратило значение, кроме сильного тела, с которого куда-то исчезла вся одежда. Кроме ритмичных движений, порождавших во мне такую бурю ощущений, что я потерялась в них, как в бурлящих волнах…
— Так о чем ты хотела поговорить, Тина? — спросил Плетнев через некоторое время, устраивая мою голову на своем плече.
Этот вопрос вернул меня с небес на землю. Но теперь он казался не таким важным, как всего полчаса назад. И все же я собралась с силами и задала его:
— Зачем это все, Плетнев?
— Что — все? — решил уточнить Зиновий.
— Зачем цветы, подарки, ухаживания? Мне приятно, не буду скрывать, но — зачем? Чего ты добиваешься? — я приподняла голову с его плеча, поймала взгляд серых глаз… В них застыло какое-то незнакомое мне выражение открытости и ранимости.
— Я хочу тебе понравиться, Тина. — Признание далось Плетневу непросто.
— Понравиться?.. — окончательно растерялась я.
— Да. Мы с тобой знакомились дважды. И оба раза начинали не так и не с того. Пора это исправить. Я готов исполнить любое твое желание. Скажи, чего ты хочешь?
И тут все мои обиды, о которых я, казалось, забыла, вдруг ожили, обожгли глаза слезами.
— Чего я хочу, Плетнев? — я взвилась, как ужаленная. — Ты правда хочешь знать, чего я хочу?!
— Тина… пожалуйста…
Не знаю, что собирался сказать Зиновий. Мне было не до этого. Слова рвались из меня вместе с рыданиями:
— Я хочу быть матерью своему сыну! Хочу работать там, где сама решу, а не жить в твоем доме из милости! Никакие твои подачки не заменят мне этого! Ты дашь мне это?!
— Тише, прошу тебя, Аля! — я даже замерла, когда Плетнев вдруг назвал меня не Тиной, а Алей. В его голосе было столько мольбы, нежности и смирения! — П… пы-рости меня, девочка! Я знаю, что виноват. Знаю! Иди ко мне!
Прежде, чем я успела на что-то решиться, мужчина сел, обхватил меня обеими руками, прижал к своей груди и начал медленно покачиваться, словно пытаясь убаюкать мою боль.
— Дай мне шанс все исп…пы-равить, — попросил он шепотом, от которого у меня по спине побежали мурашки. — Только не отталкивай, слышишь?
Отталкивать сил не было. Говорить — тоже.
Из глаз таки хлынули слезы — так давно сдерживаемые.
Я рыдала… на груди у своего обидчика.
Изливала на него боль и горе, которыми было переполнено мое сердце.
…Сильные мужские руки, бережно поддерживающие и поглаживающие меня, слегка подрагивали.
— Все будет хорошо, Аленька… Верь мне! Все будет хорошо!
Я верила. Наверное, потому что очень хотела верить. Потому что больше верить было некому.
Зиновий снова уложил меня. Устроился рядом, обвил руками, зарылся лицом в мои волосы, тяжело, взволнованно дыша.
— Засыпай, Аля.
— Я пойду к себе… — из последних сил я попыталась выбраться из тесных объятий. — Вдруг Никита проснется и будет меня искать.
— Он найдет тебя здесь. Я не отпущу тебя, Аля! Больше никогда не отпущу! — поклялся Зиновий.
Удивительно, но от этих слов мне почему-то стало легче дышать.
Я обессиленно закрыла глаза. Прижалась мокрой от слез щекой к широкой мужской груди.
— Одна ночь, — пообещала скорее себе, чем Зиновию, засыпая. — Только одна ночь…
— И вся жизнь. Иначе… — что «иначе», я уже не услышала: уснула.
40. Алевтина
Роза, подаренная Зиновием, увяла на шестой день. С сожалением я отправила цветок в мусорное ведро, помыла и поставила обратно в шкаф изящную вазу. В этот же вечер Плетнев привез и вручил мне новую розу — шикарную, темно-красную. Я читала, что такой цвет означает страсть. К розе прилагался небольшой пакет.
— Надень это для меня сегодня вечером, — таинственным интимным шепотом попросил мужчина.
У меня по коже побежали мурашки. Я поспешно отнесла пакет в свою комнату: благо, няня с Никитой были в детской и не видели ни короткого поцелуя, которым одарил меня хозяин дома, ни румянца, опалившего мои щеки.
Что же там такое?
Мне пришлось смирить свое любопытство и сдержать нетерпение: сначала — ужин, уборка на кухне, вечерняя прогулка с Китенком и его отцом, сказка на ночь…
Только около одиннадцати вечера я, наконец, добралась до своей комнаты. Сбегала в душ, ополоснулась. Присела на кровать, достала из-под подушки подарок Зиновия.
В пакете оказался комплект нижнего белья от Agent Provocateur.
Откровенный. Женственный. Соблазнительный.
Такого я себе никогда не могла позволить. Да что там! Даже на более демократичные бренды я только поглядывала и вздыхала, надеясь, что когда-нибудь…
Комплект подошел идеально. Как Плетнев угадал с размером — ума не приложу!
Я встала перед зеркалом, разглядывая себя. Меня раздирали противоположные чувства. С одной стороны, мне безумно нравился подарок. Хотелось покрасоваться в нем перед своим мужчиной, в спальне которого я проводила ночь за ночью, не в силах устоять перед его и своими желаниями. С другой… меня злило, что Плетнев очень уж удобно устроился: я ему и прислуга, и любовница, и за ребенком смотрю не за страх, а за совесть — ведь ради Китенка я на роль домработницы и согласилась!
С той ночи, когда я рыдала на груди у Зиновия, а он просил прощения и обещал все исправить, почти ничего не изменилось. К этой теме он больше не возвращался. А мое терпение постепенно начинало истощаться и давать трещины.
Что он собирается делать? Как намерен исправить все, что натворил?
Ответов не было и не предвиделось.
Может, спросить самой? Но не разозлится ли мужчина? Не выгонит ли меня из дому? Новой разлуки с сыном я, наверное, не переживу…
В этот вечер я не стала ничего выяснять, спрашивать и требовать. И белье не сняла. Накинула прилагавшийся к трусикам и бра шелковый пеньюар и, тенью скользнув через коридор, тихонько вошла в спальню Плетнева, чтобы снова остаться там до утра.
При виде меня в откровенном соблазнительном комплекте Зиновий сел на кровать, подле которой стоял, замер, обводя меня восхищенным взглядом. Потянул с бедер полотенце, которым обмотался после душа.
— Аля… — протянул ко мне руки. — Видишь, что ты со мной делаешь?
Я видела. И в эту ночь, и в последующие.
Запрещала себе думать о будущем. Наслаждалась близостью, купалась в нежности и ласках.
Все было хорошо.
Было бы хорошо, если бы не тягостное ощущение, что все это ненадолго, что всегда так продолжаться не может…
Перед последними выходными июля мы с Плетневым традиционно собрались за покупками. Китенок просился с нами, но ехать было далеко, на улице стояла жара, и я понимала, что сын быстро устанет, начнет капризничать, просить то пить, то писать, то купить игрушку или сладость.
— Сынок, завтра или послезавтра мы втроем, ты я и папа, поедем в кино, в бассейн на водные горки или в зоопарк. А сегодня ты сходишь с няней на детскую площадку, погуляешь с друзьями, хорошо?
— А вы мне что-нибудь привезете? — тут же начал выдвигать условия маленький шантажист.
— Обязательно привезем! — пообещал Плетнев.
Никита согласился остаться дома с Еленой Михайловной.
Мы с Зиновием загрузились в его вместительный джип и уехали. К полудню добрались до «Лавки». Пошли гулять по знакомым павильонам, в которых фермеры выставляли свою экологически чистую продукцию «от производителя». На то, чтобы закупиться по списку, потратили около двух часов.
