сказать со мной.
— И это тоже.
— Ты правда скучаешь?
— Безумно, малыш. Меня самого это несколько напрягает, — говорю как есть, и тут же вижу, как ее улыбка гаснет. Блять.
— А меня напрягает, что чувства ко мне тебя напрягают.
— Маш…
— Все, Арсений Ярославович, мне идти нужно.
— Куда?
— Спать. Не хочется завтра опоздать, у меня начальник строгий.
Она выключается, а я крышкой со злости хлопаю. Эти ее закидоны уже в печенках сидят.
Беру телефон и снова ее набираю.
— Что?
— Трубку чтобы всегда брала.
— Как скажите, босс, — фыркает она, а я вздыхаю.
— Маш, я пытаюсь быть с тобой откровенным.
Она часто дышит, сопит обиженно.
— С одной стороны, это хорошо, а с другой… Порой твоя откровенность ранит. Наверное, просто не стоило в тебя влюбляться. Нужно было, как и другие, смотреть на тебя как на средство достижения цели.
Это ее влюбляться, как серпом по яйцам. Нахрен влюбляться. Неужели нельзя просто отлично проводить время? Хочется отрезвить ее, напомнить…
— А изначально разве не так было?
— Не поняла?
— Разве ты не хотела взять этот проект? Разве не поэтому стремилась на место моей помощницы.
Она молчит, но я кожей предчувствую взрыв.
— Помощницей, а не любовницей.
— В итоге все вышло как вышло. Я тебя изначально предупреждал, что ты окажешься в моей постели.
— То есть не спали бы мы, ты бы никогда его мне не отдал? — шепчет шокировано.
— Ну, Маш, сама-то подумай?
— Понятно. Ну вот, теперь я официально превратилась в твою шлюху. У меня, кстати, кредит есть. Не хочешь его оплатить?
Я молчу, горчит от этой глупой ссоры. Ощущение, что она живет в параллельной реальности, не понимая, что в этом мире все так и делается. По знакомству. Из-за родственных связей. Через постель. Исключение бывают, но они слишком редки.
Но еще сильнее ощущение, что я только что наговорил хуйни не пойми зачем.
— Скажи, что ты не знал, Арс…
— Знал и оплатил. И надеюсь, ты сейчас не включишь идиотку и не будешь отказываться от проекта?
— Нет, конечно. Я же послушная собачка. Буду сидеть и ждать своего хозяина.
— Вот и умница…
— Чтобы при встрече откусить тебе яйца!
— Маша!
— Да пошел ты!
Она снова бросает трубку, а я снова перезваниваю, чувствуя, что и сам готов сорваться. На взводе.
— Что тебе?
— Молодец, что трубку берешь.
— Только из-за Гены, которого ты бы снова погнал ко мне. Дай поспать! — орет она и снова обрывает связь. Телефонную. Потому что нашу ей уже никогда не оборвать. И чем быстрее она смирится, тем проще нам будет уживаться.
Это все злость и обида. Иначе я никак не объясню, почему, бросив трубку, я просто села и доделала этот чертов проект. Мне хотелось просто отвязаться от мечты, которая стала тяготить и причинять боль. Я хотела другую мечту, ту, которая появилась несколько недель назад в ночь, когда мой первый и единственный мужчина, отложив собственные дела, искал меня по всему городу. В день, когда я действительно ощущала себя нужной для него и важной.
Проект я сохранила на облачный диск, а потом уже на флешку. Отправила копию своему руководителю Зиновьеву, а потом с чистой совестью и с каким-то облегчением написала заявление об уходе. Пора заканчивать эти странные, ведущие к торговле телу отношения. Пора освободить Арсения от этих тягостных чувств.
Только сделав все, как надо, я заглянула в приложение, где оплачивала кредитные взносы, и действительно увидела пустую строку. Все оплачено. Радости не было, но волнение душило. Я ничего не должна банку, но должна Арсению. Он, конечно, не будет названивать и требовать оплаты, так что я просто однажды все ему отдам. Просто найду другую работу. Пока можно и позвонить Дмитрию, который предлагал мне неплохие деньги за вполне приличную фотосессию.
На утро я отнесла проект в офис, получила заслуженную похвалу от Зиновьева и кивок насчет возможного ухода.
— Ты уверена?
— Конечно. Это самое легкое решение за последнее время. У меня другая теперь мечта. И во многом благодаря Вам, — вздыхаю легко и свободно. Улыбаюсь искренне впервые за месяц. — Вы только не говорите Арсению о заявлении, а то он может и сорваться, чтобы начать меня уговаривать.
— Возможно, — усмехается старик, жмет мне руку. В своем офисе я загружаю проект на компьютер, а потом вдруг вижу Мазура в дверях. Мы так и не сошлись с ним. Поздороваться наш максимум. Но не могу не признать, что он как нельзя лучше подходит для этой должности. А пренебрежение к людям у него — часть натуры, это не исправить.
— Домучили проект, Мария Викторовна.
— Вы позлорадствовать пришли или поздравить?
— Чувствую, что должен поздравить. Удивлен. Был уверен, что это проект чисто, чтобы ты не рыпалась и сидела ровно до появления босса.
— Так оно и есть.
— Даже так. Но ты все равно его сделала
— С большим трудом. В любом случае Ваша реакция на меня была вполне заслуженной. Я просто любовница, а меня это не устраивает.
— И что теперь? — ну не говорить же ему, что увольняюсь. Сдаст, как пить дать.
— Не знаю. Дождусь Арсения, а там решать буду.
— Ну понятно. Посмотреть-то можно? Проект твой.
— Да конечно. Я уже убегаю. Все на ноуте.
Ухожу из здания и на душе как-то спокойно. Еду на телестудию, где будет проходить съемка. Тут меня уже встречает Дима-фотограф, а еще директор журнала Константин Громов. Он приветствует меня и тут же уходит, а я переодеваюсь в предложенный костюм и подхожу к шесту. По телу скользит неприятное ощущение, что я не должна этого делать, а Арсений явно будет не доволен. Но, с другой стороны. Я ведь решила, что между нами ничего не будет, так что толкаю нелепое чувство вины как можно глубже. Подхожу к шесту и начинаю выполнять привычные движения. Слышу фотографа, звуки вспышек и щелчков камеры, действую на инстинктах, выполняя самые сложные трюки. Правда уже через пятнадцать минут чувствую, как меня мутит, тело словно тяжелее килограмм на двадцать, а ладони то и дело блестят от пота. Но это все можно пережить, самое странное — это съеденный по дороге пирожок, который лезет обратно. Я тут же спрыгиваю с шеста и лечу к ближайшему туалету. Дима стучится минут через пять, а я умываюсь, пытаясь понять, как так случилось. У меня и раньше были перерывы, но я никогда не чувствовала себя такой тяжелой. И тем более, меня никогда не рвало после.
Мы завершили фотосессию, как договаривались,
