добился цели, а все, о чем могу думать, так это о том, как скоро Машка доберется до ноута.
За ее очередной выкидон хочется сорваться и просто отстегать ее ремнем.
— Спасибо, рад, что мы все по итогу решили.
— Мы тоже, — говорит Араб на ломанном русском. — Это будет очень выгодное сотрудничество.
Я скорее прощаюсь, и как мальчишка тороплюсь в свой номер, чтобы увидеть лучшую версию собственных фантазий.
Скидываю пиджак, пару верхних пуговиц и падаю на диван, чтобы поскорее врубить ноут, и снова позвонить Маше. Только попробуй, блять, не взять теперь трубку.
Отвечает.
Появляется в экране уставшее лицо, но улыбка искренняя, настоящая. Меня ведет, хочется впрыгнуть в экран и стереть эту улыбку поцелуем.
— Прости, что не отвечала, просто сил не было. И мне жаль, что пришлось мотать туда-сюда Гену. Ты когда приедешь? Ты правда соскучился? Что мне сделать? Раздеться? Или станцевать для тебя?
Я сглатываю, чувствуя, как за спиной режет, словно крылья прорываются наружу. Этот ее бесконечный поток мыслей, который она не умеет фильтровать, возбуждает больше чем любая самая жесткая порнуха, где одну растягивают во все дыры.
Маша сидит, поджав ноги под себя со сложенными ладонями на острых коленках. На щеках играет румянец. Глаза горят, а усталость, кажется, отступает.
Она устала, взяв ношу не по себе, но уверен, что добьется результата. Удовлетворит ли он ее, другой вопрос.
— Даже если тебе плохо, ты все равно отвечаешь на звонок. Рассказываешь почему плохо, — отвечаю, кажется, излишне грубо, но только потому что она не рядом.
Потому что запах ее тела, который чувствую, фантомный. Потому что, блять, не могу кулаком схватить ее волосы, а другим прогнуть в пояснице, чтобы увидеть идеальное оттопыренное сердечко. Злюсь, потому что не могу оставить на сливочной коже след. Свой след.
— Даже если мне попались в магазине гнилые помидоры? — смеется она, а я пытаюсь вспомнить, в каком магазине она закупается.
— В каком магазине были гнилые помидоры?
— Эй, я же пошутила, — отмахивается она и улыбается. Мило. Почти невинно. Эта невинность после того, что мы вытворяли в последний наш раз, просто рвет меня на части. — Ааарс…
Она сводит бедра плотнее, убирает туда обе ладони. Кажется, даже дрожит.
— Я очень скучаю.
— Я тоже, малыш. Даже не представляешь, насколько.
— Покажешь?
— Разумеется, — поднимаю уголок рта, скользя языком по зубам, словно уже чувствуя вкус ее влажной плоти. — Если заслужишь.
— Так, так. Командуй, мой босс.
— Сучка… — прикрываю глаза, прикидывая, насколько Маша реально готова следовать моим приказам. — Сними лямки маечки, покажи плечи. Не торопись. Действуй медленно.
— Музыку включить? А может свечи зажечь.
— Сейчас нужно закрыть рот. Делай, как говорю, — резче чем надо, но Маша тут же кусает губы, выполняя простое поручение.
Открывает тонкие плечи, ведет ими, словно от холода. Но это ненадолго, скоро ей будет жарко. Скоро нам обоим будет жарко.
Теперь ее грудь видна чуть сильнее, но даже через экран я вижу, как проступают соски. Во рту тут же слюна скапливается.
— Сожми грудь обеими руками. Сильнее. Тебе должно быть больно. Не отпускай, пока не скажу, — наблюдаю, как она чуть ли не плачет, но удерживает грудь пальцами, почти раздавливая. — Отпусти. Умница моя. Теперь сними к чертям эту тряпку.
Она выдыхает, отпуская грудь, и легко стягивает тонкую тряпочку с груди. Она откидывает ее в сторону, а я как одержимый маньяк наблюдаю, как потрясываются ее сиськи.
— Теперь соски. Сожми их между пальцами. Не сильно, но оттягивая. Вот так. Теперь язык вытащи.
Я дурею, смотря на розовый влажный кончик. Многое бы отдал, чтобы оказаться прямо сейчас возле нее, чтобы дать головкой прямо по мякоти, потребовать удержать язык в одном положении, а потом взять в рот до самого горла.
Ее вид сейчас больная фантазия дрочера, именно им я себя и чувствую, оттягивая, ставшую тесной, ширинку. Но член не достаю. Она должна выполнить все и только потом получит награду.
— Откинься на спинку кровати, Машуль. И сними шортики. И запомни, больше никогда не смей так встречать чужого мужика.
— Я думала, это был ты.
— За это ты тоже по заднице получишь. Нужно было в глазок посмотреть. Давай, раздевайся. Хочу видеть твою писечку.
Она поднимается вверх, теперь я вижу только идеальные коленки и бесконечные ноги, вес которых почти чувствую на плечах.
Плюхается обратно на попку, но сжимаю член сильнее и головой качаю.
— На корточки встань, словно на лице моем сидишь. Ты же помнишь, как на моем языке скакала?
Она опускает глаза, но я тут же рявкаю.
— Только на меня смотри, делай, как говорю! На корточки. Вот так. Ноги шире. Раскройся, покажи себя… — меня потряхивает от вида раскрывшейся плоти, от раскрытого входа в рай, куда так и просится мой дрожащий член.
— Арс, это не слишком?
— Это только начало. А ты рот закрой и говори, когда я скажу. Теперь оближи пальцы. Все по одному.
Она кивает. Начинает с мизинца. Пока все не становятся влажными и готовыми к ласке.
— Теперь обведи по кругу свою дырочку, сделай ее еще влажнее.
Она закатывает глаза, как только касается себя, дергается, прибитая спиной к стенке.
— Вставить их в себя? — шепчет надсадно, словно вот-вот готовая кончить.
— Не смей ничего в себя вставлять. Только мои пальцы и член. Лучше подвигайся, представь, что скользишь по моему стволу.
— Покажи, — умоляет она, и я достаю из брюк член. Она ахает, двигается чаще, пока я просто член у основания сжимаю.
— Падай на попку и ноги на максимальную ширину, — требую хрипло, чувствуя, как горят яйца, готовые вот-вот взорваться от представшего зрелища. — Вот так, умница. Теперь скользи по клитору, покажи, как ты кончаешь.
Пока она теребит свой комок нервов, вожу тугим кулаком по члену вверх-вниз. Сейчас бы откинуться назад, кончить со всей дури, но я торможу поток спермы, наблюдая за тем, как из раскрытой расщелины снова и снова вытекает влага, как моя девочка ласкает себя, смотря остекленевшим влажным взглядом только в экран, только на мой член, произнося снова и снова.
— Арс, Арс, Господи.
— Руку на грудь, сожми ее, кончи, дрянь! — почти ору, сам уже на грани. И стоит Маше закричать, согнувшись словно от боли, как мой член стреляет прямо в экран обильной струей.
— Ааарс… — падает она на подушки, а я встаю и вытираю ноут, который все равно придется отдавать в чистку. — Спасибо. Одной все иначе.
— Больше не смей себя трогать без моего разрешения.
— Тогда приезжай скорее!
— Несколько дней и я буду в тебе.
— Ты хотел