не пришел ли Давид.
Его отсутствие тревожит меня, ведь он обещал… Подсознание так и шепчет всевозможные причины, почему его нет. А вдруг он передумал, нашел дочь и решил, что мы с мальчиками ему не нужны? Ведь если всё сказанное Миланой правда, то наследницей всего состояния становится их дочь, их кровь…
И всем это выгодней… Неужели я ошиблась в своих выводах, и Давид просто меркантильная сволочь, желавшая всё это время подобраться к акциям семьи? Мысли одна хуже другой посещают мою голову вплоть до конца аукциона.
— Вставай, — шипит мне вдруг Олег, толпа поднимается, аплодируя, я следую их примеру, чувствуя себя вялой и беспомощной. Брошенной.
Давид так и не появился…
Я понуро опускаю голову, потихоньку люди разбредаются, подходя к столам с закусками. Мама решила устроить банкет, желая таким образом восполнить отсутствие раутов в связи с кончиной деда. И всё пристойно в глазах общественности: как же, аукцион — дело благородное. И с другой стороны, она сможет попасть в привычное общество и блистать, чего ей в последнее время не хватало.
Олег с радостью подлетает к стойке с алкоголем и говорит что-то бармену. Я было разворачиваюсь, чтобы уйти к себе, как вдруг меня подзывает к себе отец.
— Ты что-то хотел? — нехотя подхожу, не желая вызвать пересуды среди гостей.
Хотя не переставая горю внутри адским пламенем. В голове так и вертится вопрос. Как же так, папа? Ради вшивых акций признать свою дочь невменяемой? Неужели в тебе нет ничего человеческого?
— Идем, нам надо кое-что обсудить, — хватает меня за локоть и ведет в сторону коридора.
Мы заходим в его кабинет. Он присаживается в свое кресло, я — напротив.
Видеть отца воочию, знать, какое он чудовище, и держаться непринужденно — тяжкое испытание. Но это проверка моей выдержки. Я должна выстоять и не показать, что знаю об его планах. Когда внутри так и бурлят злость и ненависть, булькают, как лава в вулкане, грозясь вырваться наружу.
— Что ж, аукцион прошел на славу. Другого я и не ждал, — самодовольно вещает отец, сидя в расслабленной позе. — Всем хотелось забрать себе частичку нашего состояния. Рада, дочь, что распродала вещи, дорогие семье?
Стискиваю зубы, но молчу. Нет никакого желания пререкаться и настаивать, что идея была не моя, но раз уж он думает, я продала антиквариат ради денег… Что ж, пусть будет так… Так даже лучше.
— Мне были нужны деньги, — объясняю, и не подумав извиняться.
— Ты могла обратиться ко мне, дочь, но ты решила распродать вещи деда, едва успела остыть его могила.
Поджав губы, смотрю отцу прямо в глаза. Зачем он пытается вызвать чувство вины? Если был против аукциона, чего молчал? Нет, это точно какая-то распланированная тактика: сначала вызвать чувство вины, а потом заставить собеседника следовать своей воле.
— Дед завещал его мне, — говорю коротко, давая понять, что обсуждать этот вопрос больше не намерена.
— Хорошо. И что ты планируешь делать с этой прорвой денег? Покроешь долги мужа? — спрашивает, посмеиваясь. — Предлагаю тебе сделать умнее: отдай их мне на хранение, я создам трастовый фонд для внуков. Деньги останутся в целости и сохранности до их восемнадцатилетия.
— Бесценный совет, папа, именно так я и сделаю, — улыбаюсь холодной улыбкой, — позабочусь о своих детях.
Мы сверлим друг друга взглядами какое-то время. Я вижу, как он удивлен тому, что не может никак на меня повлиять. Он к этому не привык и растерянно смотрит на меня, и я, пользуясь этой секундной заминкой, покидаю кабинет.
Выхожу от отца я в полной уверенности в своих силах. Этот разговор поставил точку в моих розовых мечтах и чаяниях. Я окончательно убедилась, что он способен на всё ради денег и богатства, но больше не сможет на меня повлиять.
Иду по пустынному коридору, желая быстрее попасть наверх.
— Когда? — вдруг слышу шепот Миланы.
И всё бы ничего, я бы просто прошла мимо, вот только следом раздается мужской голос. Принадлежащий отнюдь не Давиду.
— Ты слишком торопишь события. Всё будет, — рычащие нотки грубого тона.
Останавливаюсь, слегка выглядывая в кухонную маленькую пристройку, где обычно прислуга готовит еду. Милана смотрит на какого-то мужика, чей взгляд выражает холодное безразличие. Отшатываюсь, прячась за стеной. Глаза этого незнакомца остры, как бритва, и пугают, вызывая мурашки по коже.
— Ты должен избавиться от нее, иначе деньги… — шипит сестра, я же замираю от шока, ощущая, что разговор идет обо мне.
— Всё должно выглядеть правдоподобно, в ином случае пойдет разбирательство, а с учетом появления твоей дочери первой подозреваемой пойдешь ты, дорогая, — наседает на Милану мужчина, она же толкает его ладонью в грудь.
— Кстати, об этом. Ты нашел ее? Свидетельством о рождении долго сыт не будешь, — возмущенно пыхтит она, ни капли не боясь этого опасного человека.
Он же молчит, не отвечает. Я жду его ответа, затаив дыхание, но слышу спустя секунду только звук поцелуев. Выглядываю из-за угла и вижу, как он, совсем не церемонясь, обрушивается на рот Миланы и усаживает ее на стол, пристраиваясь между ее ног. Даже не заботится о ее репутации. Вот только вместо ожидаемых воплей и возмущений от сестры я слышу ее довольный стон.
— Боже, — тихо шепчу и шмыгаю мимо пристройки, прямиком к лестнице.
Поднимаюсь быстро и, отпуская сонную Глафиру, одеваю мальчиков в дорогу. Несмотря на нетрезвое состояние, Олег приходит минута в минуту к тому времени, к которому мы условились пересечься. Держит в руках сумку, помогает вытащить мою.
— Такси ждет у черного входа, — говорит слегка заплетающимся языком.
Дети слегка канючат, не хотят никуда идти, но я присаживаюсь на колени и пытаюсь их как-то заинтересовать.
— Мальчики, помните сказку про поиск сокровищ? — дожидаюсь их кивка, а затем продолжаю: — Вы же хотите стать настоящими кладоискателями? А для этого что нужно? Правильно, путешествовать. Поедем в аэропорт, а оттуда уже в страну чудес. Правда ведь, здорово?
Дети радостно переглядываются и кивают. Так что мы вчетвером, пока внизу идет бурное времяпрепровождение гостей дома, спускаемся по лестнице для слуг и загружаемся в ожидающее нас такси.
— Умница. Знал, что ты поступишь правильно и поддержишь мужа, — говорит Олег, когда машина трогается с места, увозя нас от родительского дома прочь.
Но в этот раз я не оглядываюсь назад и не испытываю тоску. Хотя в прошлый раз, много лет назад, когда я уезжала на Лазурный берег, мне казалось, что я оставляю здесь частичку души. Как же больно… Только сейчас, сидя в такси, я могу обдумать всё, что со мной произошло. Родная сестра
