Прожигаем друг друга огненными взглядами и, чтобы как-то разрядить накаленную атмосферу, принимаемся за еду. Первый же кусочек будит зверский аппетит. Знала, что голодна, но не представляла, что настолько.
— Тебе смело можно присуждать звезду Мишлена: омлет просто потрясающий.
— Замечательное блюдо: готовить просто, а испортить трудно.
— Ты не пробовал мой омлет.
Крис смеется, а я вздыхаю и смотрю в окно. Утренний город выглядит яркой картиной в раме: сияющее голубое небо, бесконечный синий океан, а по краям зеленые холмы с разбросанными кое-где разноцветными зданиями.
— У тебя здесь настоящий Олимп, недостижимая вершина мира. — Ставлю на стол локоть, подпираю рукой подбородок и печально добавляю: — Особенно если сравнить с моей квартирой и парковкой под окнами. — Смотрю на Криса. — А из студии открывается такой же божественный пейзаж?
— Да. Если хочешь, покажу.
Не просто хочу, а мечтаю увидеть, где он работает!
— Буду очень рада.
— Собственно, я и купил эту квартиру ради вида из студии. Люблю Сан-Франциско, этот город вдохновляет. Здесь мой дом — навсегда.
— А когда ты переехал в Париж?
— Давно, еще в детстве. Нас перевез отец; мне тогда исполнилось тринадцать.
Безуспешно пытаюсь вспомнить, что мне известно о его семье, помимо блестящей музыкальной карьеры Мерита-старшего.
— А твоя мама…
— Умерла.
— О! — Опускаю локоть и выпрямляюсь. Одно-единственное слово выражает больше, чем долгий подробный рассказ. — Сочувствую.
— А я тебе. — Голос звучит мягко, серьезно.
Пытаюсь разгадать бесстрастное выражение лица, стремлюсь понять, что кроется за внешним спокойствием, и задаю опасный вопрос:
— А сколько тебе было лет, когда она умерла?
Затаив дыхание, жду ответа, которого, возможно, и не будет. В конце концов, Крис прямо сказал, что не рассказывает о себе женщинам, с которыми… что? Встречается? Спит? Не знаю. Ничего не знаю и вообще не понимаю, что происходит со мной и с моей жизнью.
— Мама погибла в автомобильной аварии. Мне тогда было пять лет.
Он выдает информацию без малейшего колебания, как будто рассказывает чужую историю, однако я отлично понимаю и эту манеру, и сам способ справляться с личным горем. Приходится найти в душе подходящий укромный уголок и аккуратно складывать туда беды, а иначе недолго взорваться и сгореть.
— А я потеряла маму в двадцать два, — сообщаю я, даже не пытаясь искать слова утешения. Сама выслушала множество разного рода соболезнований и твердо знаю, что ничего не помогает. — В тот день, когда я должна была получить диплом колледжа, у нее случился инфаркт.
Крис молча на меня смотрит: так, без слов, мы оба вновь переживаем каждый свою потерю. Слова не нужны. Мы оба уже смирились со своей трагедией. Мы оба устали от бесконечного сочувственного бормотания. Мы оба научились как-то со всем этим жить. И теперь мы просто… понимаем.
Так проходит несколько минут, и постепенно возникает чувство, что ближе этого малознакомого человека мне была только мама. Мы с ним понимаем друг друга, как редко кому удается.
Молчание нарушает Крис. Берет вилку и показывает на мой омлет:
— Ешь, а то шедевр остынет.
Киваю, и мы принимаемся за еду. В голове толпится сотня вопросов, но не задаю ни одного. Все, что касается семьи, закрыто раз и навсегда. Он и так рассказал намного больше, чем я ожидала, чем надеялась. И в то же время откровение дало толчок новому, более глубокому и осознанному интересу.
— А почему ты занялся именно живописью? Почему не спортом или музыкой, как отец?
Крис напрягается — едва ощутимо, но я все равно замечаю. Какую струну я задела?
— Отец встречался с довольно известной художницей, и она решила, что мне необходима отдушина помимо школьных драк, в которые я постоянно впутывался.
— Неужели ты дрался? Совсем на тебя не похоже. — Но с другой стороны, Крис жестко расплющил непобедимого Марка и при этом обошелся всего лишь несколькими словами.
— Понимаешь, я был подростком. Попал в чужую страну, языка не знал и чувствовал себя отщепенцем. Вопрос стоял жестко: или драться, или терпеть побои. Терпеть побои, естественно, не хотелось, но главная проблема заключалась в том, что, начав драться, я постоянно искал все новые и новые поводы для схваток. Париж возненавидел с первого дня и мечтал лишь об одном: вернуться домой, в Сан-Франциско. Ну а в результате вылетел из школы.
— Ой! И как же отреагировал отец?
— Даже не узнал. Его подруга — та самая художница, о которой я уже говорил, — каким-то образом сумела уладить скандал, и меня восстановили. А потом объяснила мне, что накопившаяся энергия гнева нуждается в дополнительном выходе. Сунула мне в руки кисть и велела создать нечто достойное внимания.
— И что же ты нарисовал?
Крис смеется.
— Фредди Крюгера из «Кошмара на улице Вязов». Должен сказать, что это и по сей день одна из моих лучших работ. Пытался быть самоуверенным.
Теперь пришла моя очередь смеяться.
— Ну надо же! Ты самоуверенный? И кто бы мог подумать!
— А что, тебе кажется, что я действительно такой?
— Кто-то на дегустации вин заказал пиво.
— Но ведь ты не станешь отрицать, что вызванное этим бешенство Марка бесценно?
Возникает отличный повод перевести разговор на события вчерашнего вечера, и все же хочется, чтобы Крис продолжал говорить о себе.
— Ваше с Марком соперничество меня мало занимает. Скажи лучше, что произошло после того, как ты показал своей покровительнице рисунок?
— Она сказала, что мной все еще движет гнев, но в то же время я чертовски талантлив. А если не займусь живописью всерьез, она поговорит со мной, как настоящий Фредди Крюгер.
— Вот так все и началось, — тихо заключаю я. История немного разрядила напряжение; очень хочется узнать, что за художница решила его судьбу, но ведь Крис намеренно ни разу не назвал ее имя: просто так он ничего не делает.
— Да, вот так все и началось.
Он смотрит с обостренным вниманием. Чувствую, что пришла моя очередь отвечать на вопросы, и боязливо поеживаюсь.
— Итак, Сара! — начинает Крис торжественно. — Отвечай! Насколько богат твой отец?
Печально вздыхаю и отодвигаю тарелку. Он рассказал больше, чем можно было ожидать; наверняка больше, чем рассказывал кому-либо другому. Уклониться от ответа не удастся, тем более что на самом деле его интересуют не деньги, а мой уход из дома.
Забираюсь на стул с ногами и крепко обхватываю коленки — благо халат служит прекрасным укрытием.
— Отец — генеральный директор компании «Нептун текнолоджиз».
