- А если девочка – то на тебя. Только мы подождём, правда?
- Я хочу ребёнка, как Лена.
- Ну, Лена ведь на десять лет тебя старше. Так? И образование у неё есть. А тебе ещё учиться нужно. Только зачем тебе Франция? Можно ведь в Москве, в любой ВУЗ.
Девушка просияла:
- Ты знаешь, я уже тоже об этом думала, раньше. Можно ведь и на заочное? Я не хочу уходить из ансамбля.
И, помолчав некоторое время, произнесла вслух своё решение:
- Да, ты как всегда прав, сначала нужно образование получить.
«Фу, Слава Богу. Пронесло», - у Климова полегчало на душе.
Глава 36
Сегодня с самого утра у Аркадия болело сердце. Однако отлежаться дома было нельзя: на девять часов была назначена очень важная встреча. Уже почти полдня они с Семёнычем и представителями коммерческой фирмы обсуждали новый проект, а он никак не мог отделаться от неприятных ощущений, которые не только не проходили, а наоборот усиливались.
Еле дождавшись окончания встречи, он рванул к джипу, попутно набирая номер Марины. Гудки вызова шли, но трубку она не брала. Садясь в машину, скомандовал Андрею:
- К Маринке. Давай быстрее. - Аркадий уже понимал, что-то случилось.
Андрей первый заметил тёмно-синюю Volvo, стоящую около подъезда.
- Аркадий, смотри.
- Вижу, - ему всё сразу стало ясно. Это была машина Кати, которая на прошлой неделе приехала с дочкой в гости. Он уже отстёгивал ремень безопасности и выпрыгивал из машины почти на ходу, успев крикнуть своему водителю:
- Если сейчас выйдет – задержи, заблокируй машину!
Он взлетел по лестнице, не став дожидаться лифт. Дверь была не заперта.
Марина сидела на диване, вся заплаканная. Такой он видел её только один раз, тогда, в машине, когда затащил в мужской туалет клуба. Сейчас в такое же состояние её повергла его дочь. Катерина стояла посредине зала. Она совершенно не удивилась и не испугалась появлению отца.
- Ты что тут делаешь?! Зачем пришла?!– Он рванул её за руку: - Вон отсюда!!
- Не смей меня трогать!! – девушка резко вырвалась и отступила на шаг. – Проститутке своей указывай! А я буду делать то, что хочу!
- Замолчи! - он занёс руку, как будто хотел ударить.
- И говорить буду то, что думаю! И ты мне не указ! Что, бить будешь? Давай, попробуй!– она с вызовом смотрела ему прямо в глаза.
Он сдержался, и взглянул на Марину:
«Слава Богу, Катька ей ничего не сделала», - он повернулся к дочери, стараясь усмирить свой гнев:
- Пошли домой. Там поговорим.
Однако дочь не захотела поддержать его попытку решить всё миром. Она продолжала кричать:
- Ну, уж не-е-ет! Я тебе больше не дам над матерью издеваться! Мало ей от тебя досталось?! Ты ей и так всю жизнь испортил своими похождениями! Хочешь поговорить?! Давай, пусть эта слушает!! Я ей и так всё про тебя рассказала, так что можешь не стесняться!! И не смотри на меня так, я тебя не боюсь! Ты мне не отец и хуже того, что сделал, ты мне уже не сделаешь!
Климов посмотрел на неё с недоумением. Последние её слова сейчас больно ударили наотмашь. Естественно, Катя знала, что он не родной, но он всегда был для неё отцом. Он совершенно искренне считал, что ни разу, ни единым словом или поступком не оскорбил, не обидел её, не дал ей повода усомниться в своём добром отношении. Его вопрос прозвучал тихо и обескуражено:
- И что же я тебе такого сделал?
- А ты точно хочешь это знать?! Уверен?! – она несколько секунд молчала, как бы размышляя, стоит ли говорить. Но первое слово было сказано, и взгляды этих двоих требовали продолжения. – Так знай! Меня … в пятнадцать лет… из-за тебя!
Аркадий опустился на подлокотник кресла. Ему уже ничего не хотелось слушать, никого не хотелось видеть. Но дочь продолжала, и слова долетали до его сознания помимо его воли.
- Я из школы пришла, а вы с матерью даже не услышали, так разговором заняты были. Ты говорил, что уходишь и на развод подаёшь, а мама плакала. Она и потом плакала, когда ты ушёл. Я вынести этого не могла, поклялась, что придумаю что-нибудь. Мне сказали, что без паспорта нельзя развод оформить. Это я попросила Генку, чтобы он помог твой паспорт украсть. Только Генка сам не знал, как это сделать, и брата своего попросил, Битого, бандита.
Она рассказывала далеко не всё, умалчивая детали и подробности, но сама сейчас снова проживала этот день. Она вспоминала, как пошла с Генкой на ту квартиру, как рассказывала пьяной смеющейся компании, что она хочет.
- Платить чем будешь? Это работа, а за каждую работу нужно платить.
Она не ожидала того, что произошло дальше. Отбивалась, кричала, распаляя этим ещё больше своих мучителей. Когда всё закончилось, Битый швырнул ей одежду:
- Получишь свой паспорт. И чтоб молчала. Если кому расскажешь – убью, - для убедительности он поиграл лезвием ножа у неё перед глазами и провёл им по её шее. - А сейчас пошла вон!
Дома она долго рыдала и выла, и не могла отмыться от той грязи, которая, как ей казалось, прилипла намертво. Потом, через несколько дней, когда она брела из школы, около подъезда к ней подошёл Генка, и, отводя взгляд, протянул конверт:
- Держи.
Развернулся и ушёл не оглядываясь. И где бы они потом случайно не встречались, снова и снова отводил взгляд и старался уйти, и непонятно было, то ли от презрения к ней, то ли - к самому себе.
В пакете лежал паспорт и документы на развод: справки, квитанция, заявление, написанное отцовским почерком. «Не сошлись характерами…». Эти слова тогда больше всего возмутили её. «Как он смеет! Да у мамы золотой характер! Написал бы правду – у меня появилась другая!» Спрятавшись за дальние гаражи и размазывая по лицу потёкшую от слёз тушь, она рвала всё на мелкие кусочки и бросала в жестяную банку, в которой горел маленький, но прожорливый огонёк до тех пор, пока каждый клочок бумаги не превратился в пыль, и пластиковая обложка паспорта не стала одной бесформенной массой.
А потом он вернулся. И просил прощение, стоял на коленях и обещал, что больше никогда не бросит их, что бы ни случилось. И только тогда, из подслушанной беседы отца по телефону с дядей Лёшей, она узнала, что в барсетке вместе с документами были деньги. Много. На аппаратуру. А ещё то, что милиция вела розыск, но дело не раскрыли, замяли. Постепенно история начала забываться и всё пошло своим чередом.
Катя замолчала.
Аркадий тоже молчал. Внутри всё сжималось и горело. Наверное, от бессилия, от невозможности что либо изменить или исправить. Он автоматически потянулся за сигаретами, но вдруг понял, что если закурит - его просто стошнит.
Катя, пожалуй, в первый раз за всю жизнь видела отца таким подавленным и как-то сразу постаревшим. От его силы и энергии не осталось и следа. Она уже была не рада тому, что не сдержалась и открыла то, о чём самой себе поклялась забыть.
