Естественным образом ее мысли обратились к брату.
Каким же гадким оказался Ги. Несмотря на годами копившиеся разочарования и раздражение, Колли старалась относиться к нему без предвзятости. Ей даже удавалось сохранять к нему какие-то теплые родственные чувства. Но, как это ни грустно, даже и они в конце концов улетучились, уступив место полному безразличию. После отвратительного поведения Ги две недели назад Колли надеялась, что у него не хватит бесстыдства заявиться в Монфлери на праздник. Хотя от Ги всего можно было ожидать. Он непредсказуем. И толстокож. И очень туп. «Прекрасный и безмозглый», назвала она его про себя, считая, что первый из эпитетов может быть применим не только к женщине, но и к мужчине.
Ги действительно в молодости был очень красив, а, повзрослев, превратился даже в слишком привлекательного мужчину. И так непоправимо он был избалован женщинами, подпадающими под его неотразимое обаяние, которое он регулировал, как водопроводный кран! В семье его тоже баловали, всегда находя для него объяснения и оправдания. «Мы виноваты, мы вырастили из него монстра»,– подумала Колли. И хотя это было и немилосердно, она надеялась, что он больше никогда не переступит порог Монфлери.
Колли сожалела о том, что Рози вышла за него замуж и ей пришлось вынести столько страданий. Хотя, с другой стороны, если бы этого не случилось, Рози не стала бы членом их семьи и Колли с отцом были бы лишены радости общения с ней. «Я рассуждаю, как эгоистка,– упрекнула себя Колли,– думаю только о себе и об отце, а не о ней самой. Благослови, Господь, Розалинду Мадиган, которая дает нам столько тепла, любви и поддержки, которая всегда с такой преданностью относится к семье и так заботится о ее благосостоянии. Во всем мире нет другого такого человека, как Рози. Она – ангел. И она будет жить большей частью здесь, в Монфлери, в свободное от съемок время,– напомнила себе Колли.– И будет воспитывать Лизетт, если со мной что-то случится».
Нет, я не умру.
Я не позволю себе умирать.
Я должна поправиться.
Она опять откинулась на мягкую подушку, закрыла глаза и предалась своим мыслям. После Рождества она поедет в Париж в ту клинику, в которой лечилась прошлым летом. И они решат, что делать. Они вылечат ее, если болезнь вернулась.
Наконец Колли почувствовала, что силы возвращаются к ней, она смогла дойти до стола и взять фотографию Клода в серебряной рамке. Вернувшись с ней к дивану, она долго сидела, с любовью вглядываясь в лицо мужа. Он продолжал жить в ее сердце, став частицей ее существа.
Клод погиб в автокатастрофе два года назад, когда ему было только тридцать, столько же, сколько и ей. Нелепая трагическая случайность. Это произошло, когда он ехал в своем автомобиле из Парижа в Монфлери. Авария случилась не по его вине, однако пострадал именно он, погиб в расцвете лет. Жестокая ирония заключалась еще и в том, что, будучи военным корреспондентом «Пари-матч» и постоянно бывая в горячих точках планеты, он не получил там и царапины за все годы своей журналистской работы.
Она не отрываясь смотрела на фотографию, и сердце се сжималось все сильнее и сильнее. «Ах, Клод, Клод, как мне тебя не хватает! Я не могу жить без тебя. В тебе была вся моя жизнь. Без тебя для меня все кончено. Я могу только доживать остаток своих дней».– Слезы брызнули у нее из глаз, и она не могла справиться с их прорвавшимся потоком. Возможно, они принесли ей некоторое облегчение, выплеснув наружу часть ее горя.
Клод был ее единственной в жизни любовью, он заполнял всю ее жизнь. И как бы ни пыталась она забыть свое горе и научиться жить без него, из этого ничего не получалось. Образ Клода постоянно преследовал ее. И она сама не хотела, чтобы это прекратилось.
Все твердили, что со временем боль уляжется, но этого не происходило. И она знала, что не произойдет никогда, живи она хоть до девяносто лет. «Но так долго я не проживу. Узнать, что такое старость, мне не придется»,– подумала она.
Колли знала, что многие люди излечиваются от рака и еще долго живут полноценной жизнью. Однако в последнее время где-то в потаенном уголке души родилась и крепла убежденность, что жизнь ее близится к концу. Не понимая, почему эта ужасная мысль прокралась в ее сознание, Колли в глубине сердца приняла ее. Бывали моменты, когда она, как сейчас, гнала эту мысль прочь, боролась с ней, но та неизменно возвращалась.
К Колли вдруг пришло необъяснимое и неожиданное успокоение. Оно как бы теплыми волнами окутывало ее, помогая расслабиться и забыться. Ощущение было такое, как если бы кто-то с безграничной любовью гладил ее волосы, утешая. И ей не хотелось, чтобы это чувство уходило. В полном умиротворении она закрыла глаза.
«Говорят, хорошие люди умирают молодыми,– в какой-то момент подумала Колли.– Моя мама была молода, когда умерла от рака, Клод был молод, когда погиб в этой ужасной катастрофе. И если мне суждено покинуть этот мир раньше, чем я предполагала, пусть так и будет. Я принимаю свою судьбу, потому что знаю, что не могу ее изменить. Я в руках Божиих, ведь это он все сотворил, все Промысел Божий. Каждый из нас приходит в этот мир по своей причине, имея свою цель, и когда мы выполнили свое задание, ту миссию, которую Он возложил на нас, Он забирает нас к себе. Что бы ни случилось со мной, с каждым из нас – это Воля Божия...»
– Матап, ты спустишься вниз посмотреть на елку?
Когда Лизетт впорхнула в комнату, Колли поспешно вытерла мокрые от слез щеки и постаралась изобразить на лице улыбку. Когда она увидела девочку, улыбка опять появилась на ее лице, но на этот раз улыбка, идущая от сердца.
Как восхитительно выглядела Лизетт в теплом стеганом комбинезоне, привезенном Рози из Нью-Йорка, ярко-желтом с красными бантами. Просто загляденье!
– Моя милая желтенькая птичка,– опять улыбнувшись, с любовью сказала Колли.
– Гастон уже поставил елку! Матап, она такая большая! Гастон говорит, это самая высокая елка в мире.
Заметив фотографию Клода, лежащую на диване рядом с Колли, девочка взяла ее в руки.
– Почему карточка папы здесь?
– Потому что я люблю смотреть на папу, когда разговариваю с ним.
– И он тебе отвечает, татап? – спросила Лизетт, прислоняясь к коленям Колли и заглядывая в ее лицо.
– Да, родная, отвечает.
– Но ведь папы здесь нет. Он стал ангелом и сейчас там, на небесах, у Бога.
– Да, это так, Лизетт, но он говорит со мной... в глубине моего сердца.
– Но ведь небеса далеко-далеко. Как же ты можешь услышать папу, когда он так далеко-далеко-далеко, там, вверху? – Лизетт на мгновение подняла взгляд к потолку, потом вопросительно посмотрела на маму своими огромными глазами.
