– Да, родная, отвечает.
– Но ведь папы здесь нет. Он стал ангелом и сейчас там, на небесах, у Бога.
– Да, это так, Лизетт, но он говорит со мной... в глубине моего сердца.
– Но ведь небеса далеко-далеко. Как же ты можешь услышать папу, когда он так далеко-далеко-далеко, там, вверху? – Лизетт на мгновение подняла взгляд к потолку, потом вопросительно посмотрела на маму своими огромными глазами.
– Благодаря любви. Любовь папы к тебе и ко мне доносит его голос до моего сердца. И благодаря моей и твоей любви к нему я могу слышать его, а он может слышать меня.
– О-о,– произнесла Лизетт, наклонила голову и чуть нахмурила брови, пытаясь понять сказанное мамой.
– Любовь – самая большая сила на земле, Лизетт. Всегда это помни, моя дорогая. Любовь может сдвинуть горы.
Девочка кивнула и сказала:
– Я не хотела, чтобы папа улетел от нас на небеса. Почему он нас оставил?
– На то была Воля Божия,– мягко ответила Колли.
Лизетт задумалась, стараясь вникнуть в эти слова. Через мгновение она спросила:
– А когда котенок Анни улетел на кошачьи небеса, то тоже была Воля Божия?
– Я полагаю, да.
– Мне не нравится Воля Божия,– объявила Лизетт пронзительным голосом, и глаза ее при этом рассерженно сверкнули.
– Мне тоже не нравится,– тихо сказала Колли, легко касаясь рукой лица дочери,– но, боюсь, не в нашей власти что-либо изменить, дорогая.
Несколько секунд прошло в молчании, потом, как это часто бывает у детей, Лизетт вдруг резко перешла на другую тему:
– Мы с Ивонн будем подружками невесты на свадьбе у Киры и дедушки. Тетя Рози сошьет нам бархатные платья вишневого цвета.
– Неужели?
– О да, татап. И у нас еще будут «шапочки Джульетты» из красного бархата, украшенные гроздьями вишен. Мне тетя Рози сама сказала, когда мы с ней в кухне нарезали ветки омелы. Она сделает шапочки из-за меня. А ты что наденешь на свадьбу дедушки? Тоже вишневое платье?
– Я пока не знаю.– Колли откинула волосы со лба девочки и погладила ее головку.– Давай-ка спустимся вниз и спросим об этом тетю Рози, хорошо?
– Конечно, пойдем скорей. Но ты поговори с ней сама. А я буду помогать Марселю и Гастону готовить поленья для сочельника.
– Ладно. Только сначала выполни одну мою просьбу, Лизетт. Поставь папину фотографию на место.
– Конечно, татап – ответила девочка, осторожно, двумя руками, беря фотографию.
Колли попыталась встать, но острая боль заставила ее опять упасть на диван. Лицо исказилось невыносимым страданием. В этот момент, обернувшись, Лизетт заметила болезненную гримасу на лице Колли. Ее собственное маленькое личико сжалось от страха.
– Матап, татап! Что с тобой? Тебе больно? Что с тобой?! – кричала она.
– Ничего, дорогая, ничего. Спина что-то заболела. Должно быть, ревматизм: старею.– Колли заставила себя рассмеяться.
Лизетт, вцепившись руками в Колли, уткнулась лицом в ее свитер.
– Я не хочу, чтобы тебе было больно, татап. Я не хочу! – кричала она, чуть не плача.
– Боль уже проходит, дорогая. Подожди минутку,– проговорила Колли и, закрыв глаза, крепко обняла девочку и стала покачивать ее из стороны в сторону, шепча про себя беззвучно молитву: «Прошу тебя, Господи, не забирай меня у нее прямо сейчас. Пожалуйста, дай мне побыть с ней еще немного».
Рози стояла на ступеньке стремянки перед камином в гостиной. Последние десять минут она безуспешно пыталась прикрепить две большие ветки остролиста к раме зеркала над камином.
Рози заранее переплела их и стянула тонкой проволокой. И сейчас она прилагала невероятные усилия, чтобы поэффектнее расположить самую длинную ветку, однако не могла добиться желаемого совершенства. В тот момент, когда она, слегка откинувшись назад, старалась оценить результат своих трудов, вдруг раздался телефонный звонок. Телефон все звонил и звонил, но никто не подходил. Ворча что-то себе под нос, Рози слезла со стремянки и схватила трубку.
– Chateau de Monfleurie – allo,– сказала она, немного запыхавшись.
Сквозь гул помех она расслышала далекий мужской голос:
– Мисс Розалинду Мадиган, пожалуйста.
– Я слушаю,– ответила она незнакомому голосу в трубке.
– Привет, Рози! Это я, Джонни. Джонни Фортьюн.
– О боже, Джонни! Как поживаешь? – воскликнула Рози, смущенная неожиданным звонком.
– Отлично, Рози. А ты?
– У меня тоже все хорошо, готовлюсь к Рождеству. Откуда ты говоришь? Слышно так, будто ты на другой планете.
– Почти что так и есть. Я в Лас-Вегасе.
– Но у вас там сейчас ночь...
– Ну конечно, дорогая. Три часа ночи. У меня только что закончилось ночное шоу. И я решил позвонить тебе, прежде чем лечь спать. Хочу пожелать тебе счастливого Рождества и сказать, что скоро еду в Европу – в январе. Может быть, встретимся, как ты считаешь? Пообедаем вместе? Или сходим куда-нибудь?
Какое-то мгновение она колебалась. Потом упрекнула себя за это: ведь она собирается разводиться с Ги, значит, се брак уже не может служить препятствием, которым, впрочем, он уже давно не был.
– С удовольствием, Джонни,– наконец сказала она.– Я буду рада тебя видеть.
– Ух, это отлично! Просто замечательно! Я буду в Париже. Ты там будешь? Ты вообще-то где сейчас?
– Я буду в Париже.
– Ты мне можешь дать свой парижский телефон?
– Конечно. Кстати, как тебе удалось меня разыскать? Я имею в виду, как ты заполучил этот номер?
– Это было нелегким делом, можешь мне поверить,– рассмеялся он.– Вчера Нелл мне сказала, что ты в Лондоне и дала номер на студии. Я позвонил и разговаривал с какой-то приятной дамой, Аидой Янг. Она сказала, что тебя в Лондоне нет и в Париже тоже. Когда я поднажал на нее, она проговорилась, что ты, вероятно, в Монфлери, но что она не представляет, как можно туда дозвониться. Одним словом, голову морочила. Между прочим, и Нелл тоже. В общем я ухватился за это название – Монфлери, и позвонил Френсису Реймейкерсу в его магазин в Лондоне – ты знаешь, этому парню, у которого я покупаю серебро. Он и разыскал для меня номер. И вот, пожалуйста, наконец я с тобой разговариваю.
– Мне жаль, что у тебя было из-за этого столько хлопот, извини.
– А почему Нелл и Аида Янг морочили мне голову, Рози?
– Не думаю, что они это умышленно делали.
– Может, ты замужем или еще что-то в этом роде? – спросил Джонни, и его голос прозвучал неожиданно резко.
Рози сделала глубокий вдох и произнесла:
– Была замужем. Сейчас развожусь.
– Ясно. Дай мне номер твоего телефона в Париже.
Рози продиктовала, потом спросила:
– А когда точно ты собираешься быть там?
– Пока не знаю. Пожалуй, где-нибудь в середине января. Надеюсь. Я тебе сообщу. Счастливого Рождества, дорогая. Я так рад, что разыскал тебя.
