дня.
– Ты не доживешь до ночи, если не уберешься из моего дома.
Он застывает на месте.
– Прошу прощения?
– В контракте сказано, что поместье Грейвен становится нашим после свадьбы. Свадьба уже была, Донли. – Я отступаю в сторону, протягивая руку.
Он смотрит на меня мгновение, прежде чем бросить взгляд на пустой дверной проем за моей спиной.
– Где твой новый муж, Рэйвен?
– Тебе ли не знать.
Донли мрачно усмехается, кивает и подходит ко мне.
– Хорошо, миссис Грейвен. Я скажу вам, очень рад, что вы так стараетесь, но вы не командуете и никогда этого не будете делать. Вот для чего у тебя есть муж. Как только у меня будет видео, я с радостью скажу, чтобы мои вещи перевезли в другой дом, и ни секундой раньше.
– Поступай как знаешь. – Я пожимаю плечами, поворачиваясь, чтобы уйти.
Донли протягивает руку, сжимая мои руки между пальцами, и я резко поворачиваюсь к нему лицом.
– Во что ты играешь, Рэйвен?
– Ты кое-что упустил, Донли. – Я рывком высвобождаюсь. – Откуда у тебя пакеты с кровью, а? Ты сам взял кровь из ее руки или старый добрый док сделал это за тебя?
Он быстро соображает.
– Откуда ты знаешь о пакетах с кровью?
– Ты собираешься стоять тут и притворяться, что не знал, что она появится? Не поэтому разве ты пошел к ней, чтобы сообщить, что даже спустя столько лет Грейвен по-прежнему побеждает?
– Что значит по-прежнему побеждает? – Его гнев начинает проявляться. – Мы проиграли, если ты помнишь. Равина отказалась от своих обязанностей, и Грейвен был вынужден собирать осколки после того, как она уничтожила нашего будущего лидера своим предательством.
– Правильно. – Я смотрю на него. – Итак, сегодня от тебя не дождаться ответов, хм?
Я отступаю от него на несколько шагов, но он напирает на меня.
– Где Кэптен?
Звон разбитого стекла эхом разносится по коридору, и голова Донли поворачивается вправо.
За первым следует второй удар.
Его взгляд скользит по мне.
– Что, черт возьми, происходит?
Он выходит в холл, оглядываясь по сторонам.
– Я сказала тебе уходить.
Семья Риверсайд как раз в этот момент выходит из-за угла, только жены не хватает.
– Три-и-ик, – тянет Донли. – Что ты здесь делаешь?
Трик пристально смотрит на него, но ничего не говорит, проходит мимо всех нас, в то время как Алек и Джио останавливаются рядом со мной.
– Двенадцать минут.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – кричит Донли.
Алек поворачивается, смотря ему в лицо.
– Хочешь жить? Уходи.
С этими словами он смотрит на меня, и я поворачиваюсь ко входу.
Донли протискивается мимо нас и выходит через парадную дверь.
Мои глаза скользят по территории: персонал спешит к выходу из имения, большинство из них садятся на одинаковые гольф-карты.
Донли пристально смотрит на Баса, затем на Викторию, его взгляд задерживается на ней на долгое мгновение, и потом подгоняют его машину.
Он спускается, останавливаясь, чтобы еще раз взглянуть на меня, потом проскальзывает в машину и уезжает.
– Нам нужно прочесать территорию еще раз, убедиться, что все вышли, – говорит Джио.
Бас кивает, а Виктория зовет меня к себе:
– Нам нужно вытащить тебя отсюда.
– Я хочу помочь.
– Я не думаю…
Мой взгляд устремляется на Джио:
– Я помогу.
Он вскидывает руки и бросается обратно внутрь.
Я начинаю с того места, где встретила горничных, они уже ушли, а я открываю каждую дверь, которую встречаю по пути, – все комнаты пусты.
– Мы уже прошли везде, но по протоколу нужно провести зачистку дважды. – Джио встает рядом со мной. Он смотрит на маленькую штуковину, похожую на планшет, с яркими оранжевыми и красными точками, движущимися по экрану. – Я думаю, что в южном конце кто-то еще остался. – Он нажимает маленькую кнопку на своих часах, говоря в них. – Алек, ты на территории? – спрашивает он.
– Восточный выход. Открыл загоны для лошадей, – отвечает голос через часы.
Джио уходит.
– Черт, кто-то все еще здесь. Ты должна ехать прямо сейчас, чтобы быть в безопасности! – кричит он и бежит.
Бросив последний быстрый взгляд, я возвращаюсь тем же путем, которым пришла. Я прохожу мимо большого открытого окна, выходящего в сад, и резко останавливаюсь. Я стучу в стекло, но женщина снаружи не оборачивается.
– Черт.
Я двигаюсь вдоль стены, не находя двери, поэтому иду по противоположному коридору и наконец попадаю в своего рода гостиную с большим раздвижным окном. Я толкаю ее и выбегаю во двор.
Ярко-розовые и фиолетовые цветы высажены по краям дорожек, идеальной формы камни и экзотические деревья вписаны в ландшафт.
– Эй! – кричу я женщине, но она не двигается.
Я подхожу к цементной скамейке, на которой она сидит, огибаю ее, чтобы взглянуть женщине в лицо.
Эстелла, мама Коллинза.
– Нужно убираться отсюда.
– Я не могу, – шепчет она с грустной улыбкой на лице. – Я не могу оставить его здесь одного.
Я хмурюсь и слежу за ее взглядом.
Группы белых цветов, расположенные по ровной линии. Я подхожу ближе.
Длинная сторона прямоугольника…
– Люди здесь не умирают по ошибке. У всего и вся своя цель. Риск и награда. Здесь обязательства не приветствуются.
Мой взгляд устремляется к ней.
– Он узнал правду, – шепчет она.
– Кто?
– Феликс, – выдыхает она.
Моя челюсть сжимается.
– Правду о чем?
Печаль в ее улыбке достигает и ее взгляда, когда она неохотно переводит его на меня.
– О тебе.
Я не разрываю контакт, но она не может долго смотреть на меня.
Она оглядывается на клумбу с цветами длиной семь футов и шириной почти три фута.
– Он искал твою мать в течение многих лет. Он думал, что она где-то страдает.
Мои глаза расширяются, и я перевожу взгляд с тюльпанов на нее.
– Феликс?
Она моргает, прогоняя слезы, слегка кивает и делает глубокий вдох.
– Он любил меня, когда мы были вместе, но Равина… – Ее голос затихает. – Она завладела его сердцем. Полностью.
Я встаю перед ней, и наши взгляды встречаются.
– Он был хорошим человеком, благородным. Слишком благородным для этого места. Ему следовало дождаться Брейшо, чтобы они это увидели, и они бы увидели, я не сомневаюсь, но в ту минуту, когда решалась ее судьба, это был его последний шанс ее заполучить, и он пошел ва-банк. Я знаю, что Ролланд о нем думает, но я еще не была беременна Коллинзом, когда он бросил меня. – Она смотрит на свои руки. – Это было тяжело, но он не был чудовищем, бросившим своего нерожденного сына ради женщины. – Она издает тихий, грустный смешок. – Кого я обманываю, он никогда не был для меня чудовищем. Даже когда он чуть
