ждёт, что я признаюсь, что повторяла его касания. И представляла, что это он… ни за что не признаюсь.
– Вот так, например, – его рука мучительно медленно скользит ниже, задирая платье, ласково гладит внутреннюю сторону бедра, а потом накрывает белье, пробираясь дальше, и я вцепляюсь ему в плечи, чтобы устоять.
Я закрываю глаза и откидываю голову назад, заглушая громкий стон.
– А я – да, – сердце гулко стучит о рёбра. – Ты вечно стояла перед глазами. А в ушах до сих пор твои стоны. Ты меня с ума сводишь. Мне каждому уроду, кто на тебя засматривается, хочется череп перекроить.
Он вновь целует, и снова дико, торопливо, глубоко.
Каждым своим движением он выбивает из горла сладкий стон, а я струной выгибаюсь ему навстречу. Разум покидает меня…
– А тебе можно вообще? Это ребёнку не навредит? – Мариб произносит слова рвано, на выдохе.
– Да, – такое чувство, что мой мир вот-вот разобьётся на тысячу осколков. Вновь. Как всегда происходило рядом с этим мужчиной. – Врач же при тебе говорил, что это даже полезно.
– Что-то я прохлопал этот момент, – улыбаясь выдыхает в губы, разворачивает меня спиной к себе и, бережно прижимаясь, настойчиво подталкивает к выходу из кухни. – Как это мы раньше малыша не радовали…
Пусть я полная дура, но я ни за что его сейчас не оттолкну.
Неужели это начало чего-то нового между нами?
* * *
Стараясь выровнять дыхание, Мариб устало откидывается на подушку и прикрывает глаза.
– Совсем старичка измучила. А ещё говорят, беременные быстро устают.
– Врут, – тянусь к мужчине и чмокаю его в губы.
Грудь его тяжело вздымается, но лицо расслаблено, а на губах играет легкая ухмылка.
Кладу голову ему на плечо, как раньше, и счастливо улыбаюсь. А он тут же запускает пятерню мне в волосы, с наслаждением сжимая и расслабляя пальцы.
– Обожаю, когда ты так кричишь.
Щеки тут же заливает багровый румянец. И я резко вскидываюсь.
– Мариб! – тяну осуждающе.
– Что?! – его руки медленно перемещаются ниже, он аккуратно укладывает меня на спину. – Ты так сладко стонешь, что я, кажется, еще хочу.
– Вот ненасытный.
– Вообще-то я зверски соскучился, – губами ведёт горячую дорожку к животу и, слегка понижая голос, начинает целовать пупок по кругу, постепенно увеличивая амплитуду. – Ну привет, малыш. Как по-твоему, папочка не перестарался? Нет? – он прикладывает ухо к животу, словно и вправду может слышать ответ сына. – Что ты сказал? Он говорит, ему понравилось.
Из моей груди вырывается смешок. Мариб сейчас выглядит таким смешным и довольным. И заботливым. Нежным, как раньше… и сердце замирает, когда я на него смотрю.
– Как ты?
С этого вопроса теперь начинается каждый наш разговор, а звонит мне Мариб постоянно. Утром и вечером – это как минимум, но периодически мы находим время перекинуться ласковыми фразами еще и днём.
После того раза мы были близки ещё трижды. И со временем я даже стала оставаться у него ночевать. Он находил способы меня уговорить, несмотря на мою, казалось бы, такую твёрдую позицию в этом вопросе.
Но часто быть вместе не получалось. У Мариба ворох своих срочных дел, у меня – своих. И тем не менее, мужчина всегда находил время со мной прогуляться, съездить на приём к доктору, УЗИ или отвезти на капельницы.
Насытиться друг другом мы не успели, потому что врач посоветовал соблюдать половой покой по состоянию здоровья: живот начало тянуть. Ощущения не из приятных.
Кроме того, мое самочувствие стало ухудшаться с каждым днём.
За прошедшие два месяца у меня появились страшные отеки, а иногда судороги сковывали ноги. Доктор сказал, что ещё немного понаблюдаем, и если улучшений не будет, то придётся лечь в больницу под ежедневный мониторинг.
Зато мы успели разок вырваться в гости в загородный дом к Яне и Роману. Мне очень понравилось проводить с ними время: тепло, душевно, уютно. И, к слову сказать, мы даже обменялись с Яной телефонами и периодически списываемся в Вотсапе.
После того самого переломного дня, когда мне показалось, что я заметила одного из преследователей, Мариб приставил охрану и ко мне, и к папе. Просил лишний раз никуда не ездить. Если можно отложить какие-то дела – откладывать не раздумывая.
А ещё ни разу больше на мужском телефоне я не видела пропущенных вызовов или входящих сообщений от той девушки. Причём Мариб не прячет мобильный, а, как и раньше, разбрасывает по всей квартире, перед сном кладёт возле кровати и за ужином – рядом с собой на стол.
Я стала возить к нему рабочий ноутбук и по старой привычке готовить завтраки и даже ужины.
Меня это нисколько не отягчало, пока не стало тяжеловато ходить. Хотя срок ещё довольно скромный. Всего двадцать восемь недель. Очень надеюсь, что к сороковой я буду чувствовать себя поприличнее, а отеки удастся побороть.
– Без изменений. Главное, настроение хорошее. А у тебя как? Опять сложности на работе?
– Да они и не заканчиваются. Мир, я не успеваю отвезти тебя на процедуры. Позвонил в клинику, перенёс на пару часов.
– А у них есть время? Я думала, там все расписано.
– Ничего. За такие деньги, которые я им плачу, найдут.
Мне даже как-то неловко стало. Вообще мы с Марибом никогда не обсуждали финансовые вопросы. Я ничего у него не прошу. Только один раз он сказал, что пора бы уже выбирать для ребёнка все необходимое: коляску, кроватку и «что там ещё надо, я в этом не разбираюсь». Он велел выбрать что нужно, и прислать ссылки на товары, а его помощница сама все закажет и оформит доставку.
– Кстати, насчёт финансов. Я нашла колясочку…
– Ну наконец-то! Жду информацию. Да! Что? – его голос начинает звучать приглушенно, словно он зажал динамик или отодвинул телефон подальше. – Сейчас иду… Мир, мне бежать пора. Буду выезжать – наберу.
Даже несмотря на то, что мы и так перенесли процедуры, все равно опоздали.
– Так, тормознём здесь буквально на пять минут, я тебя отведу и сразу перегоню тачку.
Конец зимы. Город припорошило снегом. Но вокруг центра планирования семьи все расчищено и прибрано. Льда нет нигде.
Я немного волнуюсь. Вроде все хорошо, но какое-то неприятное чувство гложет изнутри… На автомате я потираю контур золотого сердечка, скромно висящего на изящном браслетике – подарок Мариба на Новый год. Семейный праздник мы провели вместе у него дома, несмотря на то, что, как он вскользь упомянул, его присутствие в ресторане очень бы не помешало.
Странное ощущение. Как
