На букву "М" - Елена Лабрус

В ванной лилась вода. Анисьев даже что-то напевал под её шум.

«Неужто решил помыться, чтобы трахнуть меня на этом грязном полу?» — усмехнулась я, что юморю по-чёрному.

На самом деле страшно было так, что мозг отказывался работать. Отказывался принимать эту реальность. Отказывался верить, что всё это происходит со мной. Но я словно смотрела на всё происходящее со стороны.

И паники не было. Может потому, что, выплакав вчера все слёзы, я словно впала в какой-то анабиоз и безразличие. И как собирала чемодан, и этот поздний звонок Агранского, и даже утром, когда обнимала Зину на прощанье — всё прошло для меня как во сне.

Но теперь я словно проснулась.

И не потому не дёргалась, что поверила в его жалкие угрозы.

Не потому не сбежала, что не могла.

И не потому храбрилась, что всё же надеялась, что Агранский меня понял. «Всё хорошо?» — спросил он одними губами, когда Анисьев приставил у машины лезвие к моей спине. Я отрицательно качнула головой. И Вадик кивнул в ответ.

Не поверила. Могла. Надеялась.

Но где-то на дне меня как в бутылке с зажигательной смесью сейчас булькала и плескалась такая отчаянная злость, что мне даже хотелось, чтобы Анисьев ко мне полез. Чтобы ему хватило смелости меня ударить. Чтобы он дал мне повод выпустить когти. И, клянусь, я раздеру его в клочья.

Я не хотела даже шевелиться, сидя на затоптанном полу, чтобы эту ярость не расплескать. Как же ты, сука, мне надоел. Как же омерзителен со своей словно покрытой струпьями лысиной, заплесневелыми зубами и воняющий скунсом. Жалкий, вороватый, трусливый. Храбрый только с теми, кто слабее.

Ненавижу, скрипнула я зубами. И хоть тренер по тхэквондо строго настрого запрещал бить ниже пояса. Простите, Аркадий Семёныч, если до этой рожи ногой я случайно не дотянусь.

Очень сильно ты ошибся, дядя Герман, если решил, что я сдамся просто так. И очень просчитался, когда привязал руки. Да, я клялась не применять тхэквондо во зло людям, но ключевое слово здесь — людям.

Я подтянула к себе ноги и, насколько позволяли привязанные запястья, приподнялась, оценивая, как лучше сесть. Чтобы этому уроду сразу врезать с ноги и желательно сломать нос. Чтобы он умылся кровью, падла. И только устроилась, сместив цент тяжести так, чтобы был замах, как щёлкнула задвижка (святые ёжики, он ещё и запирался!) и весь розовенький как пупс, Анисьев выкатился из ванной.

Не потрудился даже халатик поплотнее запахнуть, так и встал передо мной руки в бока и со всем своим хозяйством наружу. Глянул на меня довольно, почесал пах. Я слегка сместилась, словно приглашая его присесть.

Но тут в дверь постучали. Уверенно. Настырно.

— Служба газа! Хозяева! Утечка! — потом стук к соседям и снова в нашу дверь. — Служба газа! Утечка! Срочно всем покинуть помещение!

Я невольно принюхалась. А Анисьев всё же затянул поясок на халатике и пошёл открывать.

— Что за?.. — распахнул он дверь.

Но договорить не успел. С моего места в широкий проём двери было видно, как он растянулся на полу и проехался по нему, оставляя за собой дорожку, как половая тряпка.

Топот ног. И люди с оружием, в чёрных жилетах с красноречивой надписью «ОМОН» окружили его где-то в коридоре.

— Лицом в пол! Руки за голову!

И ровно до этого момента мне казалось, что я злая, сильная, смелая. Ровно до того, как парни в чёрном, распахивая двери, пошли по всем комнатам. И когда кто-то в маске кинулся к злополучной батарее, что, наверное, могла стать мне пристанищем ни на один день, расплакалась.

— Софья!

Я почти не видела его из-за слёз, но узнала кажется до того, как он назвал моё имя.

— Дрим! Господи, Дима! — обнимая его освобождёнными руками, соврав проклятый скотч, плакала я. — Что ты здесь делаешь?

— Присматриваю за тобой, что же ещё, — он сгрёб меня в охапку да так со мной на руках и встал.

— Медицинская помощь нужна? — спросил кто-то деловито.

— Нет. Нет, — уверенно покачала я головой. И на серьёзный пытливый взгляд Дрима, когда он всё же поставил меня на пол, и всматривался в лицо, снова уверенно покачала головой. — Нет. Всё хорошо, — потянула вверх с одной стороны футболку. — Он меня только ножом поцарапал. Нечаянно.

Димка оценил царапину и поднялся с корточек.

— До свадьбы заживёт, — обнял меня за плечи.

— Там девушка, Анна. Он ударил её возле машины, она скатилась в канаву, — пыталась объяснить я.

— Она в больнице, Сонь. С ней остался Лёха, он вызвал помощь, а я рванул за тобой. Еле нашёл, — Агранский, бледный, перепуганный, прижал меня к себе, оттолкнув Дрима. — Господи, как я переволновался.

— Да хрен бы ты её нашёл, если бы за этим мудаком не следили, — усмехнулся Дрим. Я видела, как он стиснул зубы, пока Агранский меня обнимал. Как играли на его лице желваки. Но я мягко освободилась сама, не испытывая ничьё терпение.

— Котт, ты-то здесь каким боком вообще? — выдохнул Агранский облегчённо, поправил пятернёй спутанные волосы и подошёл к окну. — Пакуют, урода. Вот сука!

— Я одну запись интересную прослушал. Нечаянно, — невинно пожал Дрим плечами, глянув на меня, — где этот мерзота Софье угрожал. Пошёл с этой информацией к товарищу, тот опер. И выяснилось, что этот Анисьев давно у их в разработке. Смешно сказать, но им хозяйка борделя, который они крышуют, пожаловалась. Той до чёртиков надоел клиент, что её девочек бьёт. А до этого вот так же в канаве одну нашли. Избитую до полусмерти. Но там он не он, я думаю, разберутся.

— А по виду ведь безобидный тюлень, — покачал головой Агранский.

— Там мои вещи остались, у него в машине, — выдохнула я.

— Так пошли заберём, — оглянулся Дрим, вышел из комнаты и вернулся с ключами от машины. — В общем, жду тебя внизу, мне тут перетрещать кое с кем надо. И это, Вадик… спасибо! В смысле ты тоже молодец, но я тебя на всякий случай предупреждаю: девушка не свободна.

И ушёл. А Вадичка тяжело вздохнул:

— Всё же Котт?

Ну что я могла ему ответить?

Да — соврала бы. Нет — дала бы ему очередную надежду, и это никогда бы не закончилось.

— Я понял, — вздохнул он обречённо на мой неопределённый широкий жест руками. — Но главное, что всё у тебя хорошо.

Нет, так быстро мы, конечно, не расстались. Я рассказала им