снова мимо! На любимых смотрят иначе. С тёплом, желанием, нежностью. Нана же готова меня убить! Тогда что? Какую игру затеяла Свиридова на сей раз?
— Отвечай, Моррис! — требует громче, а потом словно по щелчку пальцев отмирает и начинает судорожно осматривать гостиничный номер. — Куда ты её спрятал, сволочь?
— Нана, о чём ты говоришь? Что случилось? — делаю шаг навстречу, продолжая сжимать пальцами лоб. — Зачем ты пришла?
— А то ты не знаешь? — огрызается, а сама бежит к ванной комнате. Распахивает настежь дверь, осматривает каждый угол. Затем несётся к шкафу-купе. Раздвигает створки, утробно воет, созерцая пустоту, с размаху бьёт по вешалкам и наконец оборачивается. Тыльной стороной ладони утирает нос и вся дрожит. Смотрит на меня затравленным волчонком и чего-то ждёт.
А мне, вопреки всему, обнять её хочется, к груди прижать, успокоить… Странное чувство, глупое. Знаю, что оттолкнёт. По глазам вижу, как я ей противен…
— Твоя взяла, Моррис! — шипит, не выдержав тишины между нами. — Я здесь! Я пришла! Постучала в твою чёртову дверь! – молотит неистово по шкафу, а потом рывком стягивает с себя свитер. — Ну? Ты этого хотел? — подцепив пяткой одной ноги другую, Нана скидывает с себя грязные кроссовки и пытается расстегнуть джинсы, но дрожащие пальцы ни черта её не слушаются.
— Что ты творишь? — не размыкая губ, спрашиваю глухо. Челюсти трещат от напряжения: ещё немного, и зубная эмаль начнёт крошиться во рту.
— Всего лишь исполняю твои требования! — бросает с вызовом и, наплевав на тугую пуговицу, снова смахивает с лица слёзы, а потом идёт ко мне. Неровно, шатко, словно каждый шаг отдаётся нестерпимой болью. — Такой ты меня хотел видеть? Этого добивался?
Всё, что могу, — монотонно мотать головой. Я ничего не понимаю. Не верю. Не хочу так… Никогда не хотел!
— Ты выиграл, Ветров! — Марьяна подходит ко мне вплотную. Тонкая, ранимая, почти прозрачная. И только взгляд её играет всеми оттенками ненависти. — Я сдаюсь!
— Нана, — мой шёпот на грани, как и я сам.
Хочу обнять мою девочку и в то же время свернуть её тонкую шею. Тянусь к ней, хоть и знаю, что обожгусь! Пальцами касаюсь спутанных волос, что прилипли к щеке. От мимолётного прикосновения насквозь прошибает током. Нана моя зависимость! Мой спасительный свет и губительная тьма! Моя боль и единственная в жизни любовь!
Зацепив тонкую прядь, убираю ту за ухо. Марьяна в отвращении прикрывает глаза и почти не дышит. Зачем она пришла, если я настолько ей противен? Что потеряла в моём номере? Неужели всё-таки акции?
— Уходи, — понимаю, что если сейчас не остановлюсь, потом сам себя не соберу уже никогда.
— Моё предложение тебе было шуткой, проверкой на алчность, — я убираю руку от её лица, пытаясь навсегда сохранить в памяти тепло нежной кожи, а потом, резко развернувшись, возвращаюсь к окну. — Ты её не прошла, Нана! На этом всё! Точка! Ты свободна!
— Шуткой? — хрипит растерянно Свиридова, явно не это ожидая услышать в ответ.
— Шуткой? — повторяет чуть громче и в два шага догоняет меня. И почему Нана просто не может уйти?
Упираюсь лбом в спасительную прохладу оконной рамы и жду, когда Свиридова вспомнит про гордость и наконец додумается уйти, но вместо этого получаю хлёсткий удар девичьим кулаком в спину. Затем ещё один. И ещё. Не жалея сил, Марьяна колотит по мне не прекращая. Но самый сокрушительный удар Нана, как всегда, наносит словами:
— Значит, так ты развлекаешься, Моррис? Похищая чужих детей? — её голос дрожит от слёз и отчаяния, а удары становятся все безумнее. — Верни мне Марусю и катись ты к чёрту, слышишь?
— Что? Что ты сказала? — развернувшись, перехватываю тонкие запястья в свои руки. — Повтори!
Я всё ещё плохо понимаю, что произошло, но слова Наны гулким эхом отдаются в ушах.
— Где она, Сава? Где? — надсадно воет, едва держась на ногах. — Я знаю, что это ты увёл её из больницы! Санитарка мне тебя описала, — сквозь слёзы ищет в моих глазах ответы, но не находит.
— Господи, Нана! Нет! — руками цепляясь за тонкие плечи, чувствую, как дрожит моя девочка, и самого начинает трясти. Что она такое говорит?
— Там камеры. Полиция. Тебя всё равно найдут, Ветров. Отпусти Марусю пока не поздно! — из последних сил пытается мне угрожать, но тщетно. Я и так до смерти напуган. Не за себя — за неё.
— Ты ошиблась, Нана! — пальцами впиваясь в тонкую кожу, трясу Марьяну, чтобы услышала. — Я не похищал твою дочь! И здесь её нет!
Забываю про свои обиды и плюю на ненависть Наны. Одной рукой зарываюсь в мягкие волосы Свиридовой, второй прижимаю девчонку к себе. Меня безумно страшит картина, что вырисовывается в смятом сознании, но ещё больше волнует состояние самой Наны: она настолько слаба, что вот-вот просто потеряет сознание.
— Тогда где моя Руся, Сава? — пропитанный лютым отчаянием шёпот до боли царапает слух.
— Я не знаю, Нана, не знаю! Но мы её найдём, обещаю!
Марьяна дрожит в моих руках. Гулко всхлипывает и что-то неразборчиво бубнит себе под нос. Мне даже страшно представить, что она чувствует сейчас, каково это — потерять собственного ребенка, бояться за него, утопать в неизвестности. Но самое поганое — я понятия не имею, как ей помочь.
— Ты можешь мне рассказать, что произошло? — шепчу в любимую макушку, вместе с Наной покачиваясь на пятках. Я хочу забрать её боль, утешить, по щелчку пальцев решить любую проблему, но чёрт возьми, мне далеко до супергероя!
— Я спустилась от Чертова, а Маруси нет. Её увёл какой-то мужчина, — сквозь беспрестанные слёзы бормочет Марьяна. — Высокий, темноволосый, красивый…
— И ты подумала на меня? — горько усмехаюсь. До чего же больно осознавать себя ничтожеством в глазах Свиридовой, но оказывается, это только начало.
— А на кого ещё? — Марьяна вспыхивает в моих руках. — Это же ты пытался отравить мою жизнь! Убил отца, покалечил Влада, меня хотел сбить…
— Что? Убил твоего отца? Влада покалечил? Я? — отпрянув от Наны, с тревогой смотрю в её остекленелые от боли глаза. — Ты в своём уме, Свиридова?
— Чёрный внедорожник там, в парке, потом на перекрёстке и на кладбище,— обхватив
