Подруги расстались молча – Джада мрачная, как туча, Мишель еще мрачнее. Обеих ждал беспросветный, невыносимо долгий день. Первой заботой Мишель было накормить детей и отправить в школу. Затем она выгуляла Поуки и принесла Фрэнку в спальню кофе. Пока собирались на встречу с Риком Брузманом, ни один не проронил ни слова.
Мишель оделась первой и вернулась на кухню, где тут же принялась мыть стойку, держа тряпку кончиками пальцев, чтобы не испачкать рукава блузы. Появившийся на кухне Фрэнк устроился на высоком табурете у сухого конца стойки. Больше всего на свете Мишель хотелось немедленно уничтожить на пластиковой поверхности темное пятно от его чашки, но она заставила себя отложить тряпку и присесть рядом с мужем.
– Фрэнк… Скажи, как все-таки это могло случиться? В чем тебя обвиняют? Они ведь ничего не нашли.
– И не могли найти! – отрезал он оскорбленно.
– Да, конечно… Тогда в чем тебя обвиняют? Как можно отдавать человека под суд, если против него нет никаких улик, кроме чьих-то голословных обвинений?
– Не знаю. Может быть, им просто не нравится фамилия Руссо.
Терпение Мишель лопнуло. Она схватила тряпку и одним движением вытерла пятно, которое Фрэнк машинально развозил чашкой по поверхности стойки. Затем прополоскала тряпку – и вздрогнула, услышав у самого уха голос Фрэнка:
– Ты мне веришь, Мишель?
Мишель кивнула. Своему мужу она верила, но сомневалась в Брузмане, прокуроре, судье, в возможности Фрэнка расплатиться с адвокатом и в собственной способности вынести предстоящий процесс.
– Поехали, а то опоздаем, – только и сказала она. Брузман заставил их ждать, а терпение никогда не было сильной стороной Фрэнка. Он метался по приемной, все больше разъяряясь.
– Сначала этот гаденыш убеждал меня, что мы разорим полицию и весь округ и сделаем кучу бабок. Потом утешил новостью об обвинении, будто это сюрприз на Валентинов день. А теперь еще и ждать меня заставляет! Тебя заставляет ждать! Да кого он из себя корчит?
Наконец на пороге приемной возникла секретарша и провела их по длинному коридору к кабинету своего шефа, куда Фрэнк вошел с таким видом, будто ему принадлежала здесь вся обстановка, включая хозяина. Проигнорировав диван, он упал в кресло, после чего Брузману оставалось только занять место рядом с Мишель. Она же, как только села, вцепилась в ручку дивана, как утопающий с «Титаника» за спасательный круг. И все равно боялась, что не удержится на поверхности.
– Н-да… Новости неважные, Фрэнк, – с ходу начал Брузман. – Однако…
Фрэнк не дал ему закончить.
– Как это вышло, черт побери, что ты не знал о тайном жюри присяжных?! – заорал он.
Маленький лощеный человечек многозначительно вскинул брови.
– Я ведь тебя предупреждал, что у них есть информатор. В противном случае копы не получили бы ордера на обыск.
– Но они ни черта не нашли! То есть… – Сделав над собой усилие, Фрэнк понизил голос и, искоса взглянув на Мишель, постарался успокоиться.
– Ясное дело, не нашли, – кивнул Брузман. – Но они не посмели бы арестовать тебя и твою жену, если бы не получили от информатора – или, скорее, свидетеля – достаточно серьезные улики. Я сказал тебе об этом, когда внес залог.
Что?! Мишель моргнула. Ни адвокат, ни Фрэнк не обмолвились ей об этом ни словом.
– Угу. А еще ты сказал, что нам нужна одна неделя и двадцать пять тысяч, чтобы покончить со всем этим! – прорычал Фрэнк.
– Свидетель? – тоненьким голосом повторила Мишель. До сих пор она не поднимала головы, но сейчас осмелилась посмотреть на Брузмана. – Свидетель чего?
– Того, в чем его обвиняют, – раздраженно, как слабоумному ребенку, бросил тот.
– Но… что он может знать, этот свидетель? Что он мог видеть? – Мишель по-прежнему ничего не понимала. – Что это за свидетель?
– Насколько мне известно, обвинительный акт против Фрэнка является закрытым, – сообщил Брузман.
– То есть?
Адвокат не удостоил ее даже взгляда.
– У нас масса дел, Фрэнк. Сейчас неподходящее время для лекций по юриспруденции. Мне шепнули, что газетчики узнают обо всем уже сегодня утром. – Брузман повернул голову к Мишель. – Вам лично ничто не угрожает, – сообщил он, как будто ее только и волновало, что собственная безопасность. – А значит, вы сможете свидетельствовать в пользу Фрэнка. Мы вас подготовим, но позже. В данный момент я всего лишь хотел предупредить о начале процесса. Мы с Фрэнком сами сделаем все необходимое.
Мишель поняла, что после инструкций ее просто-напросто выставят за дверь. Ну и наглец! Жену жалко, если она у него есть. Да что там жену – собаку его жалко!
– Итак, запоминайте, – вновь раздался голос Брузмана. – Никаких интервью. Кто бы к вам ни обратился, на все вопросы у вас должен быть один ответ: Фрэнк Руссо ни в чем не виновен, он прекрасный отец, замечательный муж и честный человек. – Адвокат поднялся, взял со стола листок с несколькими печатными строчками и протянул Мишель.
За дуру меня принимает. Думает, что без шпаргалки не запомню. Она посмотрела на Фрэнка. Белый, как листок в ее руке, он поспешно отвел взгляд. Проглотив вопросы, которые так и рвались с языка, Мишель задала только один:
– Мне уйти, Фрэнк?
Тот молча кивнул, и Мишель так же молча вышла. Одна в безбрежном, как никогда опасном, океане жизни…
По дороге в банк она думала о детях. Если грянет настоящая буря, если пресса и телевидение опять поднимут шумиху, то для детей лучше было бы сменить школу. Но куда их перевести? В одну из ближайших частных школ? И что это даст Дженне? Новенькие всегда в центре внимания, а тут еще имя отца гремит на весь округ…
А что будет, если оставить их в этой школе? Нет, совершенно невозможно! Ребята едва оправились от прошлого потрясения, еще одно им не вынести. Тогда, может… Школа-пансион? Хороший пансион – вот что наилучший вариант для Дженны. Во-первых, грядущий скандал ее не коснется. Во-вторых… Да мало ли преимуществ! Говорят, в таких школах лучше поставлена спортивная подготовка, а Дженна всерьез увлеклась плаванием. Налечь на другие предметы ей тоже не помешает, тогда и колледж можно выбрать получше. Понятно, что расстаться с дочерью, отлучить совсем еще ребенка от дома нелегко, но… так будет лучше для Дженны. А Фрэнки? О том, чтобы расстаться с ним, и речи быть не может!
Мишель едва не проскочила въезд на стоянку банка, полностью забитую машинами. Припарковаться пришлось в самом дальнем от служебного входа углу и без зонта бежать под внезапно начавшимся ледяным дождем. Ко входу она примчалась совершенно мокрая. Хорошо хоть здороваться ни с кем не пришлось – коллеги все как один занимались клиентами.
