- Где она?! - Крылья материнского носа взметнулись вверх, она застыла в дверях как статуя.
- Кристина? - Александр Николаевич дернул плечом. - Мы думали, она с вами.
- Бегом, ищи ее! - Ирина Михайловна подтолкнула Вову на выход, - Не дай бог, она нас слышала. Господи, этого мне не хватало!
Не чувствуя земли под ногами, Вова выскочил на улицу:
- Кристина!
Ответа не последовало. Он оббежал дом, и…
Конечно, она не могла далеко улететь на паре костылей: она ковыляла по тропинке ему навстречу, повесив голову и прикусив губу.
- Кристи! - Он остановился, собираясь ее обнять. - Ты, что, подслушивала?
- А что, нельзя? - она отпихнула его костылем и пошла дальше.
- Кристи, я должен тебе сказать… Да остановись ты! Слышишь?!
Она остановилась.
- Кристи! - Он дотронулся рукой до ее щеки. - Ну, посмотри на меня! Это ерунда. Я сделаю, как ты скажешь. Если ты, действительно, любишь, надо научиться прощать. Ты плакала, да? Научилась? У тебя на глазах слезы.
Она, наконец, подняла голову:
- Все сделаешь, как я скажу?
- Да, да.
- Давай сюда коляску.
- Даю. - Володя сходил за каталкой.
Кристина приземлилась в кресло и выбросила костыли в траву:
- Поехали!
- Куда?
- К морю. Иди, скажи маме, что мы смотрим закат.
Он выкатил коляску на берег. Кристина показала на одинокую скалу, и он молча таранил колесами вязкий песок, пока они не достигли кромки воды возле серой каменной глыбы. Ветер уже разогнал все тучи и стих. Волны успокоились. Красное солнце тонуло за горизонтом, от него осталось меньше половинки. Кристина сложила руки на коленях:
- Как спелый гранат, правда?
- А? – Он не слышал, что она бормочет.
- Небо как теплый костер.
- Ага. - Он опять не расслышал и, сунув руки в карманы, тоже уставился на дольку от солнечного диска.
Несколько минут они провели под шум набегавших волн. Он ни разу не взглянул на нее. Иногда невозможно смотреть в глаза. Иная правда позволительна лишь ангелам. Но люди не ангелы, и когда любовь касается их огненными крылами Серафима, гораздо безопаснее смотреть на солнце, чем в обнаженное пламя.
- Оставь меня здесь, - сказала Кристина. - Я хочу здесь остаться.
- Ну-ну, Граф! - Сморщенная рука Михаила Васильевича потрепала шерсть разволновавшегося пса. Овчарка вела себя так, словно под ним начинает разгораться стог сена. - Слышишь, что я говорю? Будет! Будет тебе! Сиди смирно, не шали.
Худо-бедно внушив Графу, что все в порядке, старик поднялся со скамейки и вошел в дом. В гостиной обстановка выглядела более умиротворенной, чем на улице. Правда, Ольга зачастила к винной бутылке, Леля безостановочно курил, а Ирина Михайловна как-то нервно пританцовывала возле музыкального центра, перебирая бесчисленные диски, и никак не могла подобрать нужную пластинку. Гарика клонило в сон. Папа безуспешно боролся с заусенцем.
- Где я оставил трубку? - Михаил Васильевич осмотрелся: - А, вот она!
- Дa… - тяжело крякнул Александр Николаевич. – Если у нас так будет каждый вечер…
- Не будет. - Дед поплелся обратно к Графу. - Так не бывает каждый вечер.
- Ничего не могу понять, - продолжал ворчать Александр Николаевич. - На среднем пальце постоянно торчит заусенец! На других всегда все чисто, а на этом постоянно… Хотите анекдот?
Гарик лениво приоткрыл один глаз.
- Едут в ночном автобусе два педераста. - Папа издал два глухих смешка. - Вокруг, значит, все спят. Один другому говорит: "Давай, я тебя трахну!" - "Да ты спятил! Люди же кругом!" - "Давай, давай, не бойся, они спят." - "Нет, - этот говорит, - не могу: вдруг кто-нибудь не спит?" - "А мы проверим: попроси закурить. Дадут, значит, не спят. Не отзовутся, значит, спят". Этот высовывается в проход... - Александр Николаевич сложил ладони рупором: - "Эй, есть у кого-нибудь закурить?" - Тишина. - "Закурить есть?" - Никто ответил. Потрахались, значит...
Во дворе бешено завизжал Граф. Увидев прибежавшего артиста, пес рванул с цепи, едва не перевернув скамейку, на которой сидел Михаил Васильевич, - так что деду ничего не оставалось, как отвязать ошейник. Зачем-то схватив зубами костыль, Граф стрелой пустился туда, откуда появился Вова.
Александр Николаевич замолчал.
Все посмотрели на дверь. В дверях возник бледный, запыхавшийся Гамлет.
- Она!!… - пропыхтел он, вытаращив глаза и показав в сторону Финского залива. - Она сказала…
- Что с ней?! - заорала мать.
Отец подскочил с кресла:
- Живее! К скале!
Не прошло и двух минут, как на темнеющий берег, из-за деревьев начали выбегать люди. Первым появились Вова, Ольга и Гарик, потом отец, мать. Они бежали к скале, они рассыпались на песке и с высоты птичьего полета напоминали молекулы, хаотично вздрагивающие в спокойной воде.
Коляска была пуста. Рядом лежала одежда: белые слаксы, кроссовки, футболка. Обезумевший Граф бестолково метался между одеждой Кристины и морем с костылем в зубах то сверяя след, то вновь теряя его в морских волнах.
- Кристина!! - закричал Вова, входя в воду. - Кристина!!!
Мать прижалась к отцу. Гарик заревел. Ольгу трясло... Последним прибежал старик. Увидев деда, Граф бросил безуспешные поиски, выронил костыль и лег возле коляски. Пес положил морду на белые слаксы и заскулил. Вова еще ходил по пояс в воде, между острыми камнями, видимо, на что-то надеясь, машинально сгребая в охапку морскую пену, а Граф вдруг сразу все понял.
* * *
... Ее человеческое тело скоро нашли. Его принесли волны и положили на морской песок. Люди долго стояли над ней. Они знали: уходить нельзя. Русалка прощалась.
... Но она уже не видела их. Она видела белые паруса корабля и красные облака в небе; голос их звучал как музыка. Но такая возвышенная, что человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не видели их самих.
Ганс Кристиан Андерсен.
Он так и не уехал в Тамбов. Вернулся в театр, играл Гамлета, хохмил в капустниках, потом подвизался на телевидении, у него даже появились какие-то деньги, впрочем, это не важно. Главное, что он стал регулярно наведываться на берег Финского залива и часами просиживать на песке, провожая заходящее солнце: в Балтийское море, Северное море, Атлантический океан и дальше, дальше...
Как-то раз он заговорил с волной, и волна ответила ему, что Кристина не умерла, а... - Последнего слова он не расслышал.
- Что? Что ты сказала? - спросил он.
Вопрос растаял в воздухе без ответа. А волна, прокатившись в полуметре, оставила едва заметный узор на песке и растворилась в море.
