было ехать. Вечером я набралась смелости, собрала семью в кухне за столом и радостно объявила новость.
Но в ответ получила тишину и постные лица.
— Какой ещё Сочи, Злата? — негромко спросила мама. — А как же Политехнический?
— Я же вам говорила когда-то, что не хочу изучать финансы, право мне тоже не интересно. Зачем связывать свою жизнь с тем, что не к душе?
— Это всё романтика, Злата.
— Ну правда же! Морская биология тоже не глупость. Это классная профессия, в нашей стране есть что изучать — воды много. И я же не прошу вас платить за учёбу, у меня получилось поступить, стипендия неплохая. И я постараюсь учиться на отлично, чтобы и повышенную получать.
— Дочь, это две тысячи километров от дома, — развёл руками отец. — Ты понимаешь, что будешь в чужом городе совершенно одна?
— А я не буду одна. Демид поступил туда же, только на архитектурный.
— Так вот в чём дело. Демид, — мама встала и отошла к окну, отвернулась, будто во что-то вглядывалась.
— А в чём проблема? — меня этот разговор стал напрягать.
— Поговорим позже, Злата, нам с мамой нужно обсудить это самим сначала.
Казалось, в тот момент я была близка к взрыву. Чудом сдержалась. Хотелось накричать, напомнить, что мне восемнадцать, что я их никогда не подводила. А ещё именно они учили меня иметь своё мнение, делать собственный выбор и нести за него ответственность. И вдруг сами же ломают, что годами вкладывали.
Но я сдержалась. Им нужно смириться с тем, что я выросла и сама принимаю теперь решения. Поэтому я просто ушла к себе. Продышалась, успокоилась и начала думать, какие вещи нужны мне. Составила список документов и необходимых вещей.
Кота придётся оставить дома, как устроимся, может, позже заберём его. Посмотрим.
На выходные родители уехали к маминой сестре на дачу с ночёвкой, вернулись только в понедельник вечером. Когда я попыталась заговорить о поездке, ведь время уже поджимало, отмахнулись.
Демид заказал билеты на двоих. На билет-то у меня деньги были, но ведь понятно, что сумма, которую я подкопила из карманных денег и того, что иногда с пенсии давала бабуля на «побрякушки», была смешной.
Во вторник утром я решительно вошла в кухню, когда мама и папа пили чай.
— Мама, я не пойму смысла молчания. Мне пора собираться, а вы ведёте себя очень странно.
Завязался настоящих скандал. Такого наша семья не знала. Это было даже хуже, чем в тот день, когда родители решили, что Бахурин мне не пара. Мама читала мне нотации, кричала, отец ей поддакивал.
Я снова сбежала в свою комнату, закрылась и плакала навзрыд часа два точно, потом позвонила Демиду, пожаловалась, что дома меня не понимают, и что единственное, чего я хочу — это сбежать отсюда подальше.
Ближе к вечеру я снова попыталась поговорить с родителями, но всё разразилось по новой, если не хуже. На мои вполне логичные доводы мать несла ерунду, какие-то глупости. Казалось, выдумывала такие мелочи, которые значения совершенно не имели.
— А я всё равно поеду, понятно! — в конце концов вскричала я и метнулась к себе, начала судорожно запихивать вещи в сумку.
— Да, давай! Вперёд, Злата! — мать прибежала за мной. — Только вот я посмотрю, как ты проживёшь на стипендию, которую раньше октября не получишь первую. От нас и копейки не увидишь! Потом не звони и не проси! Думаешь, Бахурин твой вас потянет? Ты хоть знаешь, насколько этот город дорогой? Да ему придётся на трёх работах пахать, чтобы вас хоть как-то обеспечить. Вот и вся учёба!
Крики, ругань, запреты — всё это продолжалось почти до самого утра. Я никогда не прощу этого родителям. Того, как они огромными тупыми ножницами по живому, кусками обрезали крылья моей мечте, моей первой любви.
Там, где я рассчитывала на их безоговорочную поддержку, как от самых близких мне людей, напоролась на ужасное, болезненное предательство. В ту ночь они разбили не только мою первую любовь, в ту ночь они отсекли меня от себя, разбили, разрубили те крепкие детско-родительские узы. Возможно, ими двигала забота. Наверное, так они и думали. Но когда твой ребёнок умирает от душевной боли — это ли забота?
Они поставили мне рамки, создали условия, из-за которых, я прекрасно понимала, что, скорее всего, погублю мечту своего любимого. Если я буду абсолютно лишена поддержки родителей, мы не выплывем. Не сможем. Это реальность. Первый курс — очень сложный, нужно отдаваться учёбе максимально. А Демид так не сможет, и рано или поздно учёба уйдёт на второй план. Как мужчина, он будет считать себя обязанным содержать нас. И мечта останется лишь мечтой.
А я для него этого не хочу. Не могу себе позволить.
Мы должны были выезжать на вокзал в пять часов утра. На улице уже почти расцвело. Я сидела на полу своей комнаты среди жуткого беспорядка. Вокруг валялись вещи, документы. А я просто сидела и ждала самого ужасного момента в моей жизни.
Крепко-крепко сцепила зубы, когда услышала под окном негромкое «Маркиза». Зажмурилась, надеясь, что слёз не будет. Я ведь все уже выплакала. Но они всё равно взялись откуда-то и покатились, обжигая воспалённые щёки.
Он звал меня много раз. Видел, что свет горит, значит не сплю. Стоял и стоял там под окнами с дорожной сумкой в руках. Потом я услышала голос отца, коротко крикнувшего с балкона «Она не поедет. Уходи, парень».
— Уходи, уходи же скорее, — шептала я, закрывая уши ладонями, — уходи, Бахурин, не мучь.
Почему не вышла к нему сама? Почему не сказала, глядя в глаза? Да потому что он бы никуда не поехал. А так, может, психанёт. Разозлится и уйдёт. Разозлись на меня, Демид! Давай, уезжай! Пусть хотя бы твоя мечта осуществится, мой независимый и сильный Бахурин. Моя первая любовь.
А он всё стоял там. Уже не звал, но я знала, что он там. Хоть и время поджимало. Ему нужно было идти. Он должен был уйти! И он ушёл. Я слышала, как уверенно зашуршали его кроссовки по битому асфальту. Но перед этим он
