– Ты бы знал, как я тебя люблю. Но если ты вздумаешь повторить нечто подобное – берегись!
Стив Майлз, отъехав от дома друзей, проехав по автостраде большую часть пути на бешеной скорости, вдруг решил, что спешить домой не хочет. Он не хочет бродить из угла в угол от нетерпения и досады. Он не хочет встречаться с людьми, от которых зависела судьба фильма, и вести с ними пустые разговоры – пустые, потому что он не был дельцом. Стив Майлз раздражался от одного только вида продюсера – вместо того чтобы заниматься переговорами, этот господин смотрел на Стива печальными и вопросительными глазами. Стив Майлз все знал о киноиндустрии, но сейчас не находил в себе сил предпринять разумные шаги. Видимо, сами съемки, длинные и тяжелые, сказались на его решительности. Как показались пригороды, Стив Майлз свернул на объездную дорогу и поехал медленнее. Такая езда успокаивала и помогала вспоминать прошедшие праздники. Летти и Дик сделали все возможное, чтобы он отдохнул и хоть немного отвлекся от невеселых мыслей. «Может, так и продержусь? А там, глядишь, и все станет ясно!» – думал Стив, а сам вспоминал разговор с Летти. «Что-то ее беспокоит. Почему она спрашивала об Анне? И неужели она так замкнуто живет, что ничего не знает? Впрочем, даже если не знает моя секретарша, то откуда что-то узнает Летти». – Стив решительно притормозил на заправке и набрал номер своего офиса.
– Голубушка, достань мне нынешний адрес Анны Гроув! Не знаю, но ты-то все можешь. Я тебе перезвоню через полчаса.
Повесив трубку, Стив сел за столик и заказал себе кофе.
В этом не самом дорогом пригороде Бостона дома не отличались большими размерами. Размерами не отличались и лужайки, вытянувшиеся перед фасадами. Зато и дома, и газоны были аккуратными – «ежик» зеленой травы, одинокий замысловатый кустарник и обязательный камень-валун в углу, у бордюра. На заднем дворе таких домов обычно валялись детские игрушки, стояли качели, песочницы и надувные бассейны. Анна Гроув жила здесь уже давно. Ее дом почти не отличался от соседских, на газоне рядом с обязательным валуном рос куст жасмина. Все как у всех. Сама улица Анне нравилась – ее украшением служили огромные старые деревья, высаженные еще тогда, когда и домов в помине не было, а была аллея, ведущая в старое поместье. С тех пор поместье раз десять перестроили, потом продали, потом аллею застроили домами, сохранив, к счастью, уже выросшие платаны. Сейчас Анне казалось, что именно из-за них она поселилась здесь. Сам дом Анну мало интересовал. Покупая его, она бегло осмотрела фасад и планировку комнат, а потом отдала распоряжение:
– Переделайте спальни, второй этаж и подвал.
Это было, пожалуй, ее последнее распоряжение, отданное тем самым тоном – тоном звезды. И это было последнее, на что она тратила деньги, не считая.
Дом удался на славу – недаром трудилась известная компания. Когда было все готово, Анна въехала, устроила новоселье для соседей и зажила тихой провинциальной жизнью. Ее узнавали на улице, брали автографы, пытались задавать вопросы, она улыбалась, расписывалась и отмалчивалась. Когда совсем стало невмоготу, она уехала в Аспен. Там в горах она побыла в одиночестве – только кто-то из родственников ее навещал, а потом вернулась на эту тихую улочку со старыми деревьями. Ее расчет оказался верным – за время ее отсутствия соседи свыклись с мыслью, что рядом с ними живет известная актриса, за время ее отсутствия у соседей случилось много других событий, и на ее возвращение почти никто не обратил внимания. К тому же теперь к Анне наведывалась ее сестра со своим многочисленным семейством, теперь у Анны по выходным на заднем дворе сушилось белье, жарились колбаски и кричали дети. Одним словом, из одинокой затворницы с громким именем Анна превратилась в обычную соседку с ворохом родни. Интерес к ней был окончательно потерян.
Через некоторое время Анна решила принять участие в общественной жизни. Она приходила на собрания, активно голосовала за сохранение части ограды поместья, пекла благотворительное печенье и вообще занималась всем тем, чем занимались ее неработающие соседки.
Предложение организовать студию и ставить любительские спектакли поступило неожиданно. Перед Рождеством и Пасхой устраивались детские концерты, но ничего похожего на студию здесь не было. Анна сначала отказалась, потом все-таки согласилась. И так ее жизнь на этой тихой бостонской улице приняла привычный для этих мест ход.
Стив Майлз въехал на улицу со старыми деревьями почти ночью. Телефон и адрес нашли правдами и неправдами – Анна очень постаралась замести следы.
– Анна, это Майлз. Тебе удобно сейчас говорить? – Стив без колебаний набрал ее номер.
– Стив, меньше всего я хотела услышать тебя, – рассмеялась Анна.
– Интересно почему? Объяснишь?
– Долго.
– У меня есть время. Как тебя найти?
– Если ты знаешь телефон, значит, ты знаешь и адрес, – парировала она и добавила: – А если ты знаешь адрес, то мне от тебя не отделаться, верно?
– Я еду. – Стив бросил трубку, сел в машину, развернулся и помчался в сторону Бостона.
Глава 7
Одиночество вдвоем
В тысяча девятьсот девяносто седьмом году Летти исполнилось сорок два года. Ее день рождения отмечали в Париже. Так было запланировано – родители Летти, окончательно примирившиеся и проводившие все время в доставшейся им по наследству квартире тети Аглаи, давно мечтали увидеть дочь. Летти в Европе бывала, но нечасто – теперь у нее, помимо заказов, были еще и ученики. Мистер Лерой, умерший три года назад, передал ей своих студентов.
– Я доволен тобой. Ты имеешь право учить, – сказал он ей незадолго до смерти. С ним неотлучно находилась жена – та самая красавица, бывшая его модель.
К сорока годам Летти твердо знала, что в жизни должно быть два уровня. Первый уровень занимали те дела, которые приносят деньги. И этот уровень обеспечивает второй – само творчество, которому отдаешь душу, но которое вполне может быть бесприбыльным.
– Ну, деточка, плох тот художник, который не хочет продать свою картину, – заметил мистер Лерой, когда Летти поделилась с ним своим соображением.
– Речь идет о другом. О возможности для творчества. Как ни крути, но вдохновение требует средств.
Лерой тогда засмеялся:
– Это полная ерунда! Если ты чувствуешь, что можешь творить, ты будешь это делать и голодным, и босым.
Летти отчасти согласилась, но все же предпочла разделить свою жизнь на две части. Она зарабатывала хорошие деньги, особенно любила частные заказы – скульптуры для парков и поместий. И одновременно работала для себя. Однажды, увидев одну из ее работ, Дик воскликнул:
