Но Рома так и не дал никаких пояснений.
Ни в этот день, ни в последующие.
Глава 54
БЕРКУТ
Лёгкие обжигает холодный воздух. Несмотря на летнюю жару, в этом помещении поддерживается температура максимум восемнадцать градусов. Вполне приемлемые для меня цифры, но перепады из зноя в такой «морозильник» — для организма дело не слишком хорошее.
Сейчас здесь царит полумрак, а отголоски тихой чувственной музыки разбавляют гнетущую тишину.
С каменным лицом я смело ловлю направленный на меня триумфальный взгляд. Сидя с намеренно скучающим видом, заставляю себя терпеливо ждать и в очередной раз прокручивать в голове намеченный разговор. Кладу руки на подлокотники кресла и вальяжно откидываюсь на спинку, подмечая снисходительную усмешку в уголках губ собеседника, и отсчитываю секунды.
Плотную тишину неожиданно разрезает стальной тон.
— Хм, — пренебрежительное восклицание, и моральное давление продолжается. — Несокрушимый Беркут сам прилетел ко мне, не боясь переломать крылья.
Я продолжаю молчать, выдержка у меня та ещё. Её не поколебать даже такому, как он. Позволю ему выговориться — представляю, как он удивлён видеть меня на своей территории.
Собеседник наслаждается своим положением. Знает, стервец, что если я приполз к нему, то буду просить. А в его мире ценник на услуги колеблется в зависимости только от его собственных желаний.
Ещё с минуту он молчаливо выжидает начала разговора, но в итоге не выдерживает и все же «царапает» первым:
— Чего же ты хочешь от меня, Птичка?
— За тобой должок. Пора возвращать.
Стены темного помещения сотрясает искренний весёлый смех, который прекращается как по щелчку пальцев, когда оппонент понимает, что я настроен очень серьёзно.
Он меняет положение и резко подаётся в мою сторону, задумчиво потирая большим пальцем выдвинутый вперёд волевой подбородок. Тут же картину добивает животный оскал.
— Слишком громко чирикаешь, Птичка, — возмущенное замечание не оказывает на меня никакого воздействия. — Я, может, кому-то и должен, но явно не тебе.
— Стареешь, однако, — коротко бросаю со своего места. — Память подводит.
Мужчина хмурится: широкие чёрные брови недовольно сходятся над переносицей. Но возражений не поступает, а значит, он прекрасно помнит, что именно я опустил ствол, когда он совершенно безоружный был у меня на прицеле. Тем самым я нарушил прямое указание руководства и подставился хуже некуда, заранее зная, что последствия не заставят себя долго ждать. Но тем не менее я посчитал приказ неуместным. Необходимости в устранении этого человека я не видел. Его всегда интересовали только деньги, а не человеческие жизни. А слово его тверже гранита. Я сам успел не раз в этом убедиться.
— Давай ближе к делу. У меня мало времени. Сочту нужным — великодушно помогу.
Внимательно наблюдая за реакцией, я сухо произношу:
— Нужна защита. Жене и дочери.
Снова бархатный глубокий смех раздаётся в темном помещении с массивной мебелью. Собеседник недоверчиво переспрашивает:
— Ты настолько отчаян, что даже такому змею, как я, готов доверить своего птенчика?
Атмосфера стремительно накаляется. Адреналин проникает в кровь.
— Тебе будет выгодно мне помочь.
Ухмыляется. Звереныш. Сложно сказать, почему, но он мне всегда нравился. Наверное, именно своей принципиальностью. Тяжело было выступать против него.
— С чего ты взял, что я согласен быть нянькой?
— Только на время. И, кроме того. У меня есть важная для тебя информация.
— С чего ты взял, что мне это будет интересно?
— Через пару недель притормозят твои поставки. Тянуть станут до последнего. Потом польются разнообразные претензии со всех инстанций. А пока ты будешь разбираться и выяснять, какая шестеренка дала сбой отлаженной работы, последует основной удар. А я смогу выяснить и заранее сказать, когда, что и где. Предупреждён — значит вооружён.
Брюнет отворачивается и свирепым взглядом буравит стену. А я отмечаю, как он сжимает кулаки, пытаясь успокоиться.
— Знаешь что, Беркут? — поворачивает голову и расстреливает меня взглядом. — Мне это неинтересно. С такими мелочами я разберусь сам.
— А это ещё и не все. У меня как обычно в запасе есть весомый аргумент.
Собеседник выжидательно молчит, пренебрежительно кривя губы, и я бросаю главный козырь. И тут... его глаза загораются.
— Сколько? — реагирует мгновенно. Я знал, что финансовые выгоды для него всегда в приоритете.
— Назови свою цену. Сравним ее с реальной. Плюс ещё одно условие с моей стороны.
Через некоторое время — после того, как с формальностями покончили — звучит главный для меня вопрос:
— Что требуется делать?
— Я привожу тебе девочек, — начинаю напирать и гнуть свою линию. Теперь он не отвертится. Теперь он согласится на все... — Отвечаешь за них головой. Если хоть что-то пойдёт не так, то договор аннулируется. И так до момента, пока я не дам отбой.
— Как долго?
— Я рассчитываю на пару месяцев, но сроки могут и затянуться.
— Приемлемо, — позволяю, наконец, улыбке тронуть уголки губ. Вот теперь мне спокойнее. — Но привезёшь их, куда я скажу.
— Исключено, — вскидываюсь тут же. Все должно быть под моим контролем. Продумывать ещё и за других очень небезопасно. А мне нужно, чтобы все негласно считали, что мы с ним теперь не враги.
— Здесь условия ставлю я. Не забывай об этом. Не нравится — пошёл вон отсюда.
— Не нравится, — тут же поднимаюсь, заранее зная, что он уже не отступит. И, скорее всего, просто проверяет меня на крепость. Потому что Мариб привык всех давить морально. — Я пришёл договариваться, а не прогибаться. Не нравится — считай, что меня здесь не было.
Не дожидаясь ответа, отворачиваюсь, не труся подставить спину, открыто заявляя,
