тихой скороговоркой. Не заботясь оставить мне для ответа хоть небольшую возможность. — Ты что делаешь, ты мне скажи?!
— За Кариной иду, — твёрдо перевожу разговор из неприятного русла в нейтральное.
— Яна. Ты же не дура, — ещё чуть-чуть, и меня собьёт с ног волной мужского негодования. — Не нужно с ним связываться. Его прессовать постоянно будут, а он даже не рыпнется. Ну чем ты думаешь, а?!
— Это все? — равнодушно гляжу в отчаявшиеся глаза, стараясь отгородиться от проникающих в душу слов.
В защитном жесте складываю руки на груди. И на всякий случай увеличиваю расстояние между нами, отходя назад.
Но каждое слово попадает точно в цель, несмотря на моё сопротивление. И бьет больно. Слишком больно. А я ничего не могу сделать. Стою и слушаю.
Потому что все это — правда, которую я должна осознать, принять и пропустить через себя. И я обязана быть к этому готова.
— Его никогда рядом не будет! Вокруг него всегда будет сплошная ложь! Он никогда не сможет уйти от этого до конца. Полностью никогда не изменит жизнь! Только не он! Любой военный, с любого подразделения, любого отряда! Любой, Яна! Но только не Беркут! Он просто не сможет! А вас всегда будет цеплять по инерции! Да и любого, кто будет рядом! Такие как он не созданы для семьи. Для детей. Для чувств. Не созданы, Яна! Он бездушная машина, которая всегда прет напролом, как робот с запрограммированной системой выполнения приказов. Он будет делать это и дальше. Идти вперёд, ломая все препятствия. Каждый раз заново! И он ничего не сможет сделать в случае непредвиденной ситуации с вами, ты и сама это видела! А вы будете только обузой, препятствующей маскировке! Он ведь уже это делает, Яна! Он ведь уже уехал!
Оглушённая я зачарованно смотрю ему в глаза. Зрачки расширяются, уверенно заслоняя радужку. Крылья носа раздуваются. Антон очень тяжело дышит. А я продолжаю медленно переваривать всю грязь, что на меня только что вылили, стараясь мысленно отмыться и заслонить уши от звенящего от эмоций мужского голоса.
Я стою к Антону лицом к лицу, вплотную, не понимая, когда успела оказаться к нему так близко. И сейчас мне это кажется отвратительным. Он словно перерезал тупым ржавым ножом мою интимную зону, вероломно в неё ворвавшись.
— Что ты молчишь?! Ну что ты молчишь?! Ты ведь не можешь не понимать всего! Не смей, Яна!
Я снова отодвигаюсь назад и тут... с моих губ срывается самый невероятный из возможных вопросов. Но я спрашиваю вполне серьёзно:
— Антон. Это ты виновен в гибели Витиной семьи?
Глава 56
— На самом деле все не совсем так.
— Но это ты отдал приказ... — подвожу я горько. Не знаю, с чего я это взяла. Никто мне этого не говорил. Просто... почувствовала.
— Я. Но не целенаправленно же, — он пытается зачем-то оправдываться. А я не понимаю. Для чего уже? Разве это хоть что-то может изменить? — Готовилась операция. И слишком поздно дошла информация, что неожиданно в доме остались женщина и ребёнок. Спасти их не получилось.
От солнечного сплетения к горлу подкатывает огненный ком. Он давит и выжигает изнутри. Просто «операция». Для него это всего лишь «операция». Как же так можно. Погибли ребёнок с мамой. Эти смерти их отца резанули по психике, поставив под угрозу жизни и здоровье других людей. А для Антона это всего лишь недостаток информации и досадное недоразумение. Это так страшно... как будто нет ничего человеческого.
Мне жаль Витю. Да, он сам выбрал свой путь, я его не выгораживаю и не оправдываю, но мне его искренне жаль. Хоть в его груди и бьется сердце, гоняя кровь по венам, а сознание ещё держится за этот мир, тепла в его душе больше нет.
«Спасти их не получилось».
Эта фраза продолжает гулко отдаваться в мозгу и стучаться о черепную коробку.
— А вы хоть пытались?
— Яна, мы не успели. Мы ведь не знали. Там не все так просто. И кроме того. За то, что я распространяю такую информацию постороннему лицу, меня по голове не погладят.
Какой ужас. Его заботит собственная репутация. А все остальное — это просто несчастный случай.
И это их мир. Их с Ромой...
Становится сложно дышать, потому что горячий ком продолжает расти, не позволяя вздохнуть свободно. И я с трудом выталкиваю воздух из легких и сжимаю кулаки, потому что пальцы вдруг начинает покалывать мерзкий холодок.
Нет.
Нет! Нет! НЕТ! Рома не такой! Он совсем не такой! Он может быть мягким и чутким! Заботливым и нежным! Он умеет сострадать и сожалеть о сделанном! Он сильный духом человек! Настоящий и искренний! Он не может вот так, как Антон, сквозь пальцы смотреть на эти смерти! Не может!
Внутри что-то обрывается. Медленно. И от этого ещё больнее.
Да, я все это понимала и раньше. Но... когда это происходит совсем близко и задевает «локтем», когда все это приходится обсуждать, это загоняет в ловушку.
Это уже не его мир. Рома теперь живет в моем мире. Моем и Карины.
Я больше ничего не хочу слушать. Но у меня есть ещё один вопрос. Только один.
— Ты не знал, что тогда... Что это именно я с Ромой была? Или знал?
— Нет. Я понял не так давно. Только когда увидел вас вместе. Сопоставив место твоего рождения и место проведения операций в те годы.
— Ясно, — отдаляюсь от худого мужчины ещё на пару шагов и продолжаю, — тебе необязательно было приезжать. Это лишнее.
— Яна, не совершай ошибку. Просто подумай. Это же будет не жизнь. Не надо.
Я почти осязаемо чувствую отчаянный взгляд. Он холодит кожу, и от него словно промерзают кончики пальцев. Неприятное ощущение. А закрыться невозможно.
— А у тебя тоже не
