Не зря, ведь это моя клиника.
Подхожу к кровати и вижу свою птичку. Очень бледная, но уже без трубки по рту. Сама дышит. В руке капает кровь. Ее живот прикрыт, но я знаю, что ей делали кесарево, а значит, там есть рана.
Осторожно беру Илану за руку. Сжимаю слегка холодные невесомые пальцы, чтобы просто ощутить их. В груди все горит огнем. Я ведь мог потерять ее сегодня. Навсегда.
Не знаю, что тогда бы сделал. Наверное, просто бы застрелился. Второй раз переживать такую потерю я уже не смогу. Пусть и не жена она мне. Все равно. Эта девчонка уже прочно сидит у меня в голове.
Слов не хватает. Горло сжимается от спазмов, но я начинаю с ней говорить. Мне надо сказать это ей.
– Ты умница, птичка, а я…я виноват перед тобой, девочка. Очень.
Наклоняюсь и целую Илану в висок, проводя рукой по ее волосам. Нежные, как шелк. Светлые. Эта девушка мне дочь сегодня подарила. Такую красивую, как и она сама, и чуть ли жизнь за нее не отдала. За моего ребенка.
Я знаю, Илана была готова к худшему. Она готова была пожертвовать собой за ребенка. Свою жизнь отдать за наше дитя, которое я насильным путем ей сделал. Не по любви, а в жестокости, специально терзая ее тело так, чтобы ей было максимально больно. Но даже так она все равно любит малыша. Несмотря на на что.
Всю ночь я сижу рядом с Иланой. Под дверью реанимации и так два охранника дежурит, но мне этого мало. Пока Быков на свободе, ей может угрожать опасность, да и после такой сложной операции я не хочу оставлять ее одну.
Птичка спит до самого утра, и только в семь часов я оставляю ее, чтобы выпить кофе и проведать нашу крошку, которую временно положили в белый прозрачный бокс детской реанимации.
Как только подхожу к дочери, не могу сдержать улыбки. Эта малышка уже давно не спит. Она смотрит прямо на меня и кажется, даже пытается что-то говорить. Крошка укрыта одеялом. На нее светит какая-то теплая лампа, видимо, создавая имитацию маминого живота. У девочки красивые губки бантиком и блестящие глаза, смотря на которые я понимаю, что этот ребенок не был рожден от большой любви. Он родился только из желания мести. Моей мести.
Врач говорит, что крошка недобирает в весе, однако это не страшно и она скоро все нагонит. Главное, что она выжила, хотя на самом деле шансов было ничтожно мало.
Я не могу вернуть жену и сына, хоть бы сотню выстрелов сделал в башку Быкова. У меня теперь нет семьи, кроме этой крошки и дочери моего врага, которая сама чуть не умерла, рожая мне малышку.
Осторожно просовываю руку в эту колбу и беру дочь за крошечную ручку. Как только ощущаю ее теплую кожу, тут же всего током пробирает.
Ты моя кровь. Я никому тебя не отдам.
Открываю глаза и вижу вокруг лишь белые стены. Совсем не помню последних событий. Только обрывками все проносится в голове, как кадры из фильма, в который мне трудно поверить. Помню лишь свою кровь на ногах, безумный взгляд Волка, быстро проносящиеся деревья в окне и невероятную острую боль в животе.
Первое ощущение, что я умерла и попала куда-то туда, откуда уже нет возврата, однако приборы над головой, издающие назойливый писк, быстро возвращают меня в реальность. Кажется, я в больнице. Наверное, я в родильном отделении, судя по детским рисункам на стенах, вот только я не слышу никакого детского плача. Я одна в палате. Совсем одна.
Стараюсь пошевелить руками и тут же ощущаю, что на указательном пальце установлен датчик. Мой пульс считают также, как и сердцебиение. В вене стоит катетер. Что-то прозрачное вливают в руку. Кажется, глюкоза.
Левой рукой тянусь к лицу. Словно мешает там что-то. Нащупываю приклеенную трубку к носу. Не болит. Просто воздух мне подает. Постоянно.
Почему-то чувствую невероятную усталость в теле, словно все мои силы кто-то выпил. Тут же вспоминаю последние события, и на глаза наворачиваются слезы.
Мой отец убит. Это оказалось правдой, а не жутким кошмаром. Теперь я никому не нужна. Совсем. Я знаю, кто убил его. С этим мужчиной я провела прошлую ночь. Обнимала его. Прижималась к нему и вдыхала его запах, который вот же столько месяцев не дает мне покоя. Дура.
Машинально кладу руки на животик. Привычка уже последних месяцев. Хочу ощутить малыша, услышать, как он пинает в ответ мою руку, но ладони проваливаются, словно в трясину. Живот стал меньше. Намного меньше. Там никого больше нет. Там пусто…
Тут же отбрасываю одеяло, срывая с себя датчики и капельницу одним махом. Поднимаю больничную рубашку трясущимися руками. От увиденного глаза тут же заполняются слезами. Животика больше нет. Ребенка нет. Его нет!
Это все сон. Нет, пожалуйста, только не это!
От ужаса даже думать не могу. Внутри все горит, словно мое сердце вырезали наживо. Без обезболивающего. Без анестезии.
Внизу моего живота виднеется длинная горизонтальная белая повязка, которую я тут же сдираю и вижу шрам. Совсем свежий. Небольшой. Несколько рубцов и металлические скобы, скрепляющие разрезанную кожу.
Если бы я могла закричать в этот момент, я бы порвала связки, но нет. Я могу лишь молча выть от горя, проклиная здесь всех и каждого.
Мой маленький. Его нет. Его больше нет со мной рядом. Он не пинается под сердцем.
Что с ним, где он? Как же я мечтаю взять его на ручки и поцеловать. Господи.
Слезы стекают на подушку. Я не верю. Я ведь так хотела увидеть ребенка! Хоть раз. Хоть один раз, прежде чем Волк заберет его у меня, и вырвет с мясом мое сердце. Но он и так его отнял. Без просу. Без сожаления.
Осознание приходит быстро. Волк забрал у меня моего малыша. Он сдержал свое слово, а значит, и мне больше незачем жить.
Быстро заклеиваю рану. Не могу видеть больше этот проклятый шрам. Слезы градом катятся по щекам, перед глазами все расплывается.
Осмотревшись по сторонам понимаю, что я здесь совсем одна. Нет колыбельной для малыша или бутылочек. Нет ребенка. И не было его!
Этот монстр забрал маленького себе сразу после родов. Он поступил точно так, как и обещал. Несмотря ни на что. Несмотря даже на то, что мне казалось, будто у Романа начало стучать каменное сердце.
