– Он недостоин тебя! – отрезала я. – Забудь о нем! Вот, возьми, повяжи, успокой нервы, – и я подсунула ей недовязанный ромб бешеного цвета электрик. Адочка послушно вязала до позднего вечера, а потом легла спать.
До среды кузина собирала свои и Афродитины вещи, разбросанные повсюду. Она отмывала в бане флакончики, миску из-под хны, стирала тряпки, полотенца, складывала в чемоданы и саквояж пузырьки с разноцветным лаком, бусы из пивных крышек и ожерелья с браслетами из канцелярских скрепок. Адочка панически боялась что-то забыть – какую-нибудь деталь своего или Фродиного наряда.
В среду утром все вещи уже стояли в коридоре, кузина еще раз прошлась по дому и огороду, но, не найдя ничего своего, поднялась ко мне на второй этаж.
– Я так счастлива, что мы провели с тобой так много времени! Сестрица! Сестрица! – Мне показалось, что Адочка от переизбытка чувств начнет душить меня, но она протянула мне нечто бешеного цвета электрик и сказала: – Это тебе на память о месяце в деревне.
– Спасибо, Адочка. А что это?
– Это такая шапочка! Шапочка такая!
– И ты весь отпуск вязала для меня?! – Я была тронута до глубины души.
– Да. Надень ее! Надень!
Я встала перед зеркалом и надела странную шапочку. Надо сказать, бешеный «электрик» очень мне даже шел, но вот модель шапки-панамы с огромными полями делала меня похожей на черепаху Тортиллу.
– Не снимай ее! Тебе так идет! Не снимай! – попросила она, и я вдруг поняла, что Адочка нервничает – кузина ходила из угла в угол, ломая свои длинные пальцы.
– Ты боишься, что за тобой не приедет бывший муж? – спросила я.
– Вот еще! Глупости! Какие глупости! Мы на него с Афродиткой в суд подадим! У нас контракт! Контракт! – возмутилась она, а потом предложила выйти на улицу.
– Ты иди, я сейчас спущусь.
Я достала из комода свои любимые духи, вышла на крыльцо и подарила их кузине – нехорошо как-то вместо туалетной воды использовать хвойный освежитель воздуха. Адочка завизжала от восторга, а потом повисла у меня на шее.
– Никогда бы от тебя не уехала, сестрица! Никогда! И вообще я еще ни с кем так долго не могла прожить и не переругаться! Все такие гадкие! Гадкие!
Как раз в минуту Адочкиного восторга у нашего забора припарковалась синяя машина, похожая на акулу (это событие не дало кузине задушить меня до смерти).
– Явился, не запылился! – истошно завопила кузина, подлетев к машине. – И нечего высовываться! Нечего! Без тебя погружу все вещи, без тебя! Без тебя!
Но, несмотря на ее возгласы, из автомобиля вышел мужчина ростом ниже Адочки, с огромным пивным животом и абсолютно лысый. Стоило мне только увидеть его, как из глубины памяти мгновенно всплыла история, рассказанная то ли вторым, то ли третьим маминым мужем.
Лето. Пекло. Заходит он в пивнушку «Гусиные лапки и раковые шейки» (так называл мой не помню какой по счету отчим все пивные, которые лет двадцать назад располагались прямо на улице за ограждением, которое прикрывало лишь туловища любителей пенного напитка, оставляя открытыми ноги и красные шеи) и вдруг видит человека, перед которым на круглом столике стоит кружек десять живительного напитка, а одна... у него на животе! Но это еще цветочки! Допив пиво до дна, он вдруг сдергивает с головы парик, под которым нет ни одного волоска, вытирает им пот со лба, криво нахлобучивает на черепушку и ставит на живот-подставку следующую кружку.
И тут мне на ум пришла одна наиглупейшая мысль – что бывший муж кузины – сын того самого человека с животом-подставкой. Только вот парика ему не хватает.
– Сядь в машину! В машину, я сказала! – кричала Адочка, перетаскивая вещи. Я тоже подхватила тяжеленный саквояж и поставила около «акулы».
– Адка! Скажи, кем ты работаешь? – спросил «живот-подставка». Глаза его недобро улыбались.
– Я модельер! Модельер! Сядь в машину! В машину запихнись!
– Ха! Модельер она! – и он посмотрел на меня доброжелательно. – Знаете, где она работает?
– Не высовывайся! Сядь в машину! – Адочка, кажется, впала в истерику.
– Она работает уборщицей в овощном магазине, – и он загадочно умолк.
– Ну и что из этого? – я немного растерялась, но все же нашла, что ему ответить.
– Модельер! Возомнила из себя! Да она к себе домой все ящики из-под фруктов перетаскала! – И тут мне показалось, что этот неприятный человек вышел из машины с единственной целью – рассказать об Адочке то, что для нее, наверное, являлось самым страшным, – то, с чем она сама не могла смириться.
– Ах ты подлец! Подлец! Кровопийца! – и Адочка набросилась на него с кулаками.
– Не вижу ничего постыдного, что моя сестра работает в овощном магазине. Там тоже кому-то надо убираться. В нашей стране каждая профессия почетна, а вы действительно подлец и кровопийца! Адочка, пускай обратно едет. Он тебя недостоин! Мы на него в суд подадим, а Влас сегодня вечером тебя сам в Москву отвезет! Прыщ зловонный! – вдруг выпалила я и утащила рыдающую кузину в дом.
– Тебе правда неважно, где я работаю? Правда все равно, что я не модельер?
– Какая разница! В душе-то ведь ты самый великий модельер! Посмотри, какую ты мне чудесную шляпку связала! Такой ни у кого нет!
– Ты – серьезно?! И ты совсем не сердишься, что я тебя обманывала?
– Да нет! Успокойся ты! – я продолжала утешать кузину, но беспокоило меня сейчас только одно – Власу снова придется решать проблемы моей семьи – вместо того, чтобы побыть несколько дней наедине со мной, ему придется везти Адочку в Москву.
Все-таки Влас оказался настоящим рыцарем: не успел приехать в Буреломы, как посадил мою сестру в машину, погрузил в багажник все ее вещи и собрался обратно в столицу.
– Тогда я приеду завтра в первой половине дня.
– Власик, мне так неудобно...
– Перестань, ничего страшного. Все бывает. Хотя мне такая жизнь тоже порядком поднадоела.
– Ой! Тебе нетрудно будет заехать ко мне домой... Там, в коридоре, в шкафу висит короткая дубленка вишневого цвета, а то в куртке уже холодно.
– Конечно, любовь моя. Жди меня завтра с дубленкой! – весело сказал он, а я побежала в дом за ключами от своей московской квартиры.
Оставшись одна, я прибралась и села работать, но мысли мои были далеко от пригожей птичницы Ляли и интриганки Уваровой – они перелетали, будто пчелы от цветка к цветку или мухи от... (впрочем, неважно, от чего к чему перелетают мухи) и в конце концов заснула.
В четырнадцать часов следующего дня я стояла перед зеркалом и тщетно пыталась причесаться – волосы не слушались, разлетаясь в разные стороны. Мучилась, мучилась, потом прибегла к испытанному методу – отошла от зеркала, кое-как закрутила волосы и заколола заколкой.
