Тин резко обернулся. Поморщился от боли в плече. И раскрыл рот от удивления. В дверях палаты стоял здоровенный рыжий борец-вольник, детский хирург и Варин старший брат в одном лице. Николай был облачен в белый халат, а в руке держал полупрозрачный пакет с ярко-оранжевыми апельсинами. Удивить сильнее было сложно.
— Здорова, — невозмутимо кивнула молодая копия заведующего «травмой» и шагнула в палату. — Как ваше ничего, Тихон Аристархович?
— Привет, — растерянно ответил Тин. Проследил взглядом за апельсинами, пристроенными на холодильник. И понял, что совершенно не знает, что сказать. И почему-то волнуется.
Варин брат сел на стул и кивнул, приглашая к нему присоединиться. Тихон стянул со спинки кровати полотенце, промокнул вспотевшие шею и лицо и устроился на краешке постели.
— Как рука? — деловито, как ни в чем не бывало, полюбопытствовал Николай. Практически с отцовскими интонациями.
Тин решил попробовать ничему не удивляться.
— Нормально. Разрабатываю потихоньку.
— Слышал я твое «потихоньку», — усмехнулся Самойлов-младший.
— Ну… трудно бывает… иногда, — и все-таки решил задать по сути закономерный вопрос. — Чем обязан высокой чести визита?
Сам поморщился едкости своего вопроса. Не то хотел сказать. Не так. Волнуется.
— А я это… — Николай вздохнул, поскреб в затылке. — Ну, в общем, это… Извиниться пришел.
Не удивляться не получилось. Челюсть бы поймать успеть.
— Извиниться?! За что?!
— Как — «за что»? — вполне искренне удивился Варин брат. — За то, что чуть не прибил тебя.
— Ты извиняешься за то, что попытка вышла неудачной?
— Нет! — рявкнул Ник. Трудно у них разговор начался. Но Николай твердо решил поговорить. Потому и пришел — хотя несколько дней настраивался на этот визит.
— Слушай, — вздохнул Тин. Ему тоже было неловко за свои слова. Не то он говорит, совсем не то, что хочет. — Мне твой отец уже все объяснил. Что я все это время после ранения по острию ножа ходил. С этой пулей возле артерии. Так что если бы не ты…
— А ты о ней не знал? — перебил Николай — у него проснулся профессиональный интерес. — Вообще не знал?
— Нет, — покачал головой Тин.
— Как такое может быть?
— Меня же не в больнице оперировали.
— А где? — опешил Николай. — А… как?
— А вот так, — невесело усмехнулся Тин.
Ник вспомнил свою эфиопскую практику и кивнул. Да, может быть и по-разному, и так, в том числе.
— И тебя ничего не беспокоило? — Ник все никак не мог удовлетворить свое любопытство, хотя пришел не за этим. Но уж больно случай интересный.
— Беспокоило, — неловко ответил Тихон. Никак он не ожидал, что будет обсуждать с Вариным братом свое здоровье. Он вообще не ожидал, что тот к нему придет. Хотя в жизни Тина в последние дни неожиданные события — норма. Приветы из прошлого петардами взрываются чуть ли не каждый день. — Ныло на дождь. На смену погоды. Я думал, это последствия ранения. В общем, если бы не ты — помер бы я где-нибудь тихой сапой, поскользнувшись на гололеде. Так что извиняться тебе не за что.
— Да ты и так чуть не сдох от моего удара! — Нику надоело ходить вокруг да около. Он должен сказать все как есть. — Батя мой, конечно, тебя накрутил — чтобы ты заявление на меня не писал за нанесение тяжких телесных. Но ты же реально помирал и…
— Я в любом случае не собирался писать заявление на тебя, — сумел вставить слово Тин.
— У меня вся жизнь перед глазами пролетела, — вздохнул и как-то без прежнего запала продолжил Ник. — Я как подумал… Что я своими руками… — Николай смотрел на свои ладони, словно не веря. — Ведь если бы мы с Варькой соображали чуть дольше. Если бы Варина медсестра не вышла в тот момент. Если бы батя не дежурил… Все могло бы в любой момент кончиться. В любую секунду. И стал бы я… убийцей. А у меня дочь в тот день родилась, представляешь?
— Поздравляю, — немного не к месту ответил Тин. — Слушай, забудь. Забей. Я сам виноват. И, знаешь…
Тихон встал и отошел к окну. Так ему было проще сказать то, что хотел. Повернулся лицом к стеклу. Невежливо, но иначе он вообще не решится. Нет. Дернул головой. Развернулся, уперся спиной в подоконник, хмуро посмотрел Николаю в глаза.
— Это я должен извиняться. Не перед тобой — перед Варей. Не знаю, как буду это делать, да и не о том сейчас. Я про другое хочу сказать. Я точно знаю, что тебе и твоему отцу я жизнью обязан. Понятия не имею, что ты с этим будешь делать, но знай — можешь в любой момент меня о чем угодно попросить. Хоть пианино на десятый этаж без лифта поднять, хоть денег, хоть…
Ник поморщился и собрался что-то сказать, но Тин поднял руку.
— Просто дослушай. Мало ли как в жизни сложится. Просто знай, что есть человек, которому ты можешь позвонить, и он сделает для тебя все возможное и невозможное. Все. Почти все. Но одно я для тебя не сделаю.
— И что же это? — Ник пытался не показать, как изумлен словами Тихона.
— Не проси меня отказаться от твоей сестры. Я ее обидел, и крепко. Но без нее не могу. Не отпущу ее — и не проси. Не знаю, что и как буду делать, но я ее верну.
— Ой, вы посмотрите на него! — Ник сцепил ладони на колене. — Сам еще ложку толком поднять не может — а туда же. Не отпущу, верну. Герой прямо.
Какое-то время они смотрели в глаза молча, словно оценивая — и друг друга, и сказанные слова. А потом Николай смущенно отвел взгляд. Блин, это как-то неправильно, перед Варькой неудобно и вообще….Но этот Тихий начал ему нравиться. Нормальный, кажется, мужик.
Неловкую паузу прервало открытие двери. Ник обернулся и невольно привстал. А вот и Тихий-старший собственной персоной. Однако, производит впечатление.
Отец Аристарх прошел к окну, коротко обнял сына — и Тихон обнял отца в ответ, одной рукой. А потом Тихий-старший обернулся к Николаю.
— Насколько я понимаю, этот молодой человек — сын Глеба Николаевича?
— Угу, — отозвался из-за спины отца Тихон. Почти из-за этой спины не видный.
— Николай Самойлов, — отрекомендовался Ник. И поймал себя на том, что стоит навытяжку. И все равно смотрит на отца Тихона немного — но снизу вверх. Непривычно как-то.
— Рад знакомству, — Николаю протянули руку, и он ее осторожно пожал.
— Взаимно, — Ник ответил согласно этикету, а потом на него плюнул. — Не знаю, в курсе ли вы…
— В курсе, — кивнул Аристарх Петрович и сел на второй стул. — Тиша, а ты чего стоишь? Садись, давай, в ногах правды нет.
Тихон усмехнулся, но прошел, устроился на кровати с ногами. Кажется, в присутствии отца он скинул лет пятнадцать, и в его поведении стало проскальзывать что-то мальчишеское, детское.
