class="p1">«Сейчас или никогда», – проносится в голове.
Через час мы подъезжаем к особняку, и, когда железные ворота раздвигаются, сердце начинает бешено колотиться в груди. Но отступать я и не думаю. Волнуюсь, конечно, очень сильно, но по-другому и не может быть. Филипп тоже на иголках, и, скорее всего, он сейчас боится за сына, а не за меня. Боится, что я сорвусь и напугаю мальчика. Но этого не произойдёт, я выпила успокоительные перед выходом. Сама не знаю, что от себя ожидать.
– Готова? – спрашивает Филипп, перед тем как открыть дверь.
Слова застревают в горле, и я просто киваю. Филипп улыбается и открывает дверь, помогает снять лёгкую куртку и приглашает пройти вперёд.
В просторной гостиной на пушистом ковре в позе лотоса сидит мальчик с тёмными волосами. Вокруг него расстелена железнодорожная дорожка, и он наблюдает, как маленький поезд ездит по кругу, иногда бросая взгляд на включенную плазму в полстены, по которой идут мультики.
Тихо всхлипываю и прикрываю рукой рот, со всех сил стараясь не дать волю рвущимся наружу слезам.
Господи, пусть это не будет сном.
Филипп обходит меня и подходит к мальчику, садится на корточки рядом с ним.
– Привет, – здоровается он с ребёнком.
– Ты уже вернулся? – поднимает голову к нему мальчик.
– Угу, – кивает Филипп. – Я кое-кого привёз, – он глазами показывает на меня, и сын поворачивается ко мне.
Его взгляд припечатывает меня к полу, а его едва заметная улыбка растапливает моё сердце.
– Поздороваешься? – спрашивает его Филипп, и мальчик, кивнув, встаёт на ноги и направляется ко мне.
Ноги подкашиваются, а руки начинают трястись. Он приближается, и я могу осмотреть его детское личико, и не заметить сходство с Филиппом просто невозможно. Да, глаза мои, как и цвет волос, но в остальном он копия Филиппа.
– Здравствуйте, тетя, – говорит мальчик и словно нож в сердце вонзает.
Мой сын называет меня «тётей». Может быть что-то больнее?
– Привет, малыш, – сиплым голосом отвечаю и сажусь на корточки перед ним.
– А вы красивая, – после блужданий по моему лицу выдаёт он, и я не могу сдержаться от счастливой улыбки.
– Спасибо, ты тоже очень красивый, – проглотив ком в горле, проговариваю я.
– Будете со мной играть? – спрашивает он, и я поспешно киваю.
Получив моё согласие, мальчик берёт меня за руку и тянет к игрушечному поезду на полу. Бросаю взгляд на Филиппа и вижу, как он облегчённо выдыхает и широко улыбается.
Обстановка вскоре стала непринуждённой, тяжеленая скованность спала. Мы сидели на полу, мальчик рассказывал про свои новые игрушки, показывая всё и объясняя, какая и что делает. Но его любимая – это поезд, потому что он никогда не видел поезд и мечтает на нём покататься.
– Мы обязательно покатаемся, – заверил его Филипп.
– А ты с нами поедешь? – спросил он у меня.
– Конечно, – уверено заявила я.
Экономка сообщила о накрытом в столовой обеде, и Филипп отправил сына с женщиной в возрасте помыть руки. А мы прошли в столовую и застыли у стола.
– Ты как? – спрашивает он тихим голосом.
– Сложно сказать, – пожимаю плечами, но улыбка с лица так и не спадает.
Филипп кивнул и больше ничего не спросил. А после того, как Кирилл помыл руки, мы сели за стол все вместе. И мне впервые в жизни кажется, что я на своём месте. Ведь говорят: дом там – где тебя любят. Мне очень хотелось, чтобы мой дом был здесь, рядом с мужчиной, который бросает на меня многозначительные взгляды, и с мальчишкой, что уплетает за обе щёки грибной суп.
– А ты будешь тут, когда я проснусь? – спрашивает Кирилл после обеда, когда Филипп сказал ему, что пора иди на сон.
Я смотрю на Филиппа, и он, пожав плечами, улыбнулся, мол, «оставайся».
– Конечно, буду, – отвечаю мальчику, и он с визгом бросается мне на шею.
Обнимаю маленькое тельце, и на душе тепло разливается, слёзы брызгают из глаз, не выдерживая, и я не могу и не хочу отпускать его. Никогда.
Я приезжала каждый день, мы проводили много времени вместе, поехали покататься на поезде, были на аттракционах, гуляли, смеялись и пачкались мороженым в парке. Я не могла, и до сих пор не могу поверить, что это всё реально. Боюсь проснуться снова в той клинике, и всё это окажется фантазией моего больного воображения. Страшно, очень страшно, но я стараюсь отогнать эти мысли из головы. И каждый раз, когда сын обнимает меня, я забываю обо всём. О всём плохом, что было, о тех временах, когда я мучилась от душевной боли и мечтала заснуть и не проснуться. Теперь я просыпаюсь с улыбкой, с желанием жить, что-то делать и дать нашему сыну то, что не смогли дать за эти пять лет.
– Анна, – Филипп подкрадывается ко мне со спины. – Может, ты переедешь к нам и не будешь мотаться каждый вечер к себе? – глядя мне в глаза, спрашивает он.
– Да, да, да! – услышав его, закричал сын и подошел к нам. – Останься, почитаешь мне сказку перед сном, – умоляюще посмотрел на меня своими глазками, и новая порция слёз подкатила к горлу.
– Хорошо, – едва слышно произношу я и беру сына на руки. – Я останусь с вами.
Филипп обнял нас и оставил на щеке сына лёгкий поцелуй, а потом повернулся ко мне, опустив глаза на мои губы, приблизился и нежно поцеловал.
– Я вас очень люблю, – шепчет он нам с Кириллом, но смотрит на меня.
Закусив щёку изнутри, я едва сдерживаю рвущийся поток слёз. Я так счастлива, как никогда.
В доме стоит гул голосов, повсюду надувные игрушки, шары, что упираются в потолок, и детские визги. Длинный стол накрыт разными изысканными блюдами, у правой стены маленький столик с такими же маленьким стульями, к которому детки иногда подбегают, хватая чего-нибудь, бросают в ротик и, на ходу жуя, возвращаются к играм с аниматорами.
Когда-то такой шум мог наводить на меня панику, но со временем я поборола это и начала привыкать к тому, что тишины в доме больше не будет. И мне это нравится. Нравится, когда по дому бегает Кирилл, смеётся, что-то кричит и играет со своим отцом, который не менее шумный.
Вскоре после моего переезда в дом Филиппа мы решили признаться сыну, что мы его настоящие родители. Сказали, что мы его потеряли, когда он был совсем маленький, и только сейчас нашли. Почти правда. Не сказать же ребёнку, что его дед редкостная скотина. Кириллу потребовалось время, чтобы наконец-то
