Он встретил друга по дороге: тот на телеге ехал к дому.
— Твоей жене стало плохо, — крикнул Спартак, выйдя из машины и бегом догнав повозку.
— А ты откуда знаешь? — спросил Тоньино, встревожившись и заподозрив неладное. Он натянул поводья и заставил лошадь остановиться.
— Я отвез ее в больницу. С ней твоя мать. Давай слезай с телеги, я отвезу тебя на машине.
Тоньино побледнел.
— Расскажи мне все, — попросил он, садясь в машину.
— Я почти ничего не знаю. Дочка Серджо прибежала в контору и подняла тревогу. Управляющий дал мне свой «Фиат», и мы вместе с твоей матерью отвезли Лену в пункт «Скорой помощи». Я настоял, чтобы позвали доктора, и ее осмотрел профессор Витали, главврач. Кажется, речь идет о выкидыше, — кратко объяснил Спартак.
— Доната была права, — грустно вздохнул Тоньино.
— Да как ты мог? Твоя жена уже была больна, а ты, вместо того чтоб позвать доктора, пригласил эту колдунью? — возмутился Спартак.
Антонио открыл было рот, чтобы объяснить, что сам он знакарку не приглашал, но ему не хотелось оправдываться перед Спартаком, а главное, теперь он был, как никогда, убежден в том, что старая Доната все угадала верно. Лена не хотела иметь от него ребенка. Быть может, она больше не хотела иметь ничего общего с ним самим, хотя до сих пор — этого Тоньино не мог не признать — добросовестно и честно исполняла обязанности верной жены и будущей матери.
— Лена выздоровеет, — произнес он вслух.
— Будем надеяться, — пробормотал в ответ Спартак.
— А мне многое известно, — продолжал Антонио. — В том числе и то, о чем ты умолчал. В отношении Лены.
— Значит, старая история все-таки выплыла на свет, — заметил Спартак. Он замолк, ожидая ответа, но его не последовало. — Я же не какой-нибудь ветрогон. У меня есть принципы, — продолжал он. — Я всегда уважал Маддалену, даже когда не знал, что вы с ней помолвлены и должны пожениться. А потом ты привез ее в Луго. Ты же не станешь отрицать, что я, с тех пор, как вы там поселились, перестал бывать на подворье и ни разу не принял ни одного из твоих многочисленных приглашений заглянуть к вам на огонек.
— Все верно. Ты верный друг, а она верная жена, — грустно подтвердил Тоньино в тот самый момент, когда Спартак останавливал «Фиат» у входа в больницу.
Джентилина выбежала к ним навстречу.
— Ее отвезли в операционную, — сказала она сыну, пока он вылезал из машины.
Спартак развернулся и сразу же уехал.
Лена с трудом очнулась от тяжкого сна, вызванного хлороформом.
У ее постели сидел врач и мерил ей давление, а за его спиной стояла монахиня в белой рясе сестры милосердия.
— Хрупкий росток, но от крепкого корня, — сказал доктор. — Она выкарабкается из этой передряги. Пузырь со льдом на голову, чтобы снять жар. Каждые два часа посылайте медсестру смачивать ей губы.
Лена открыла глаза. Ей показалось, что кровать накреняется, и ее тут же вырвало прямо на подушку.
— Отлично, отлично, — заметил доктор. — Она освобождается от отравления хлороформом.
Чьи-то заботливые руки приподняли ее, умыли и сменили подушку.
Лена вновь уснула. Ей приснилось, что она погружена в гигантский котел с булькающей и пенящейся жидкостью. Она отчаянно боролась, чтобы выплыть, но густой бульон обволакивал и с силой засасывал ее. Она звала на помощь, но ее голос пропадал словно в глухом слое ваты. Потом кто-то провел по ее губам чем-то освежающим и влажным. Но этих капель не хватило, чтобы освежить пересохшее горло.
И опять она провалилась в сон. Ее разбудило прикосновение огрубевшей и прохладной руки ко лбу. Лена открыла глаза и увидела Тоньино.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Очень болит голова и живот, — пожаловалась она.
— Худшее позади, — попытался он утешить ее.
Лена кивнула. Ей не хотелось разговаривать, но близость мужа была ей приятна.
— Пить хочется, — прошептала она.
— До завтрашнего дня тебе нельзя пить, это предписание доктора. Сейчас я смочу тебе губы, — и он прижал к ним смоченный в воде бинт. — Тебе сделали выскабливание. Ты это знаешь? — спросил Тоньино.
Лена не хотела ничего знать. В эту минуту ей хотелось лишь одного: избавиться от страданий и от жажды. Одеяла давили на нее, как каменные плиты. Спина разламывалась на куски, сильно болели ноги. Она вновь погрузилась в сон почти сразу же после ухода Тоньино.
Он вернулся на следующий день в час посещений.
Лена встретила его улыбкой. Она чувствовала себя лучше и объявила:
— Сегодня мне разрешили выпить лимонаду с сахаром. С ложечки.
Солнечный свет проникал в палату через большое арочное окно, несмотря на задернутые шторы.
Тоньино уселся на стул у ее изголовья.
— Где мои очки? — спросила Лена.
— А ты действительно выздоравливаешь, — улыбнулся Тоньино. — Вот они. — Он вынул ее очки из ящика тумбочки и протянул было ей, но тут же передумал и сам надел их ей на нос.
Оглядевшись вокруг, Лена увидела, что находится в громадном помещении со сводчатым потолком и двумя рядами кроватей с высокими железными спинками, покрытыми белой эмалью. На торцовой стене висело большое распятие. В палате находились родственники, пришедшие навестить больных. Их темная одежда выделялась на фоне яркой белизны залитой солнцем палаты.
— Я принес тебе кое-что почитать, — сказал Тоньино.
Лена взглянула на него с недоверием:
— Значит, мне придется надолго остаться в больнице?
— Только пока жар не спадет. Ну а пока моя мать, маленькая Антавлева и все соседки шлют тебе привет, — попытался он развеселить жену.
— Вы все так добры ко мне. А я так и не сумела родить тебе сына, — с горечью покачала головой Лена.
— Что поделаешь, это судьба. Ты ни в чем не виновата. — Тоньино ласково пожал ей руку.
— Мне так стыдно, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.
— Мы опять попробуем. В следующий раз все получится, вот увидишь. — Тоньино изо всех сил старался, чтобы его голос звучал бодро. — Скоро придет весна. Я уже видел в полях подснежники.
Вошедшая в эту минуту монахиня громко хлопнула в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание:
— Просим посетителей покинуть палату. Время посещений истекло, — властно объявила она.
Тоньино наклонился, поцеловал на прощание Лену в лоб и ушел.
Во время вечернего обхода ее вновь осмотрел профессор Витали.
— А вот и наша больная. Как у нас дела? — участливо спросил он, прощупывая ее пульс.
— Спасибо, мне лучше. Но вот читать не могу, глаза болят, — пожаловалась Лена.
