Проходя мимо обугленных деревьев, я не обращаю внимания на то, как тянет грудь при воспоминании о том, как тело Ру пылает в огне, и направляюсь ко входу в пещеру. Я прохожу через узкий каменистый зал и вхожу в большой проем, мои шаги замедляются, когда я вижу Венди, без сознания, привязанную к стулу, с засохшей кровью на лице.
Мое сердце падает на пол, огонь уничтожает мои внутренности при виде этого зрелища.
Я сожгу их всех.
— Крюк, как хорошо, что ты пришел!
Моя грудь судорожно сжимается от голоса Питера. Я надеялся, что это будет не родной отец Венди, кто пойдёт на такие крайности, чтобы добраться до меня.
— Питер, — я засовываю руки в карманы. — Забавно видеть тебя здесь, в очередной раз изображающего из себя неудачливого отца.
Он хихикает, глядя на свою дочь.
— Да, но иногда приходится идти на жертвы.
Я наклоняю голову.
— Ты бы причинил вред своей собственной дочери?
Его глаза темнеют.
— Она не должна была пострадать. Тина немного увлеклась.
— Хм.
Я снова смотрю на нее, обращая внимание на равномерное поднятие и опускание ее груди, облегчение от того, что я вижу ее дыхание, позволяет мне сосредоточиться на Питере.
— Может быть, тебе нужно покрепче держать свою сучку в узде.
Он проводит рукой по губам, его плечи поднимаются.
— Возможно, ты прав. Но что мы можем сделать? Женщины.
Я вздыхаю.
— Я устал играть в эти игры, Питер. Скажи мне, зачем ты заманил меня сюда, — я развожу руки в стороны. — Я полагаю, для этого все это?
— Это не так.
Новый голос раздается у меня за спиной, и кровь в моих жилах застывает от его знакомости.
Это невозможно.
Я сопротивляюсь желанию повернуться, не желая даже на мгновение повернуться спиной к Венди. Но вскоре он перемещается и встает передо мной.
Он выглядит по-другому. Его волосы зачесаны назад, черный костюм сидит на нем как влитой. Он похож на меня.
На его мальчишеском лице расплывается улыбка.
— Привет, босс.
Мой рот открывается, и я делаю вдох, предательство погружается глубоко в мою грудь, разделяя ее на части.
— Сми.
— Сюрприз! — он издает гогот, кружась по кругу. — Вау, всё гораздо глобальне, чем я надеялся, — он прижимает руку к груди. — Ты, конечно, прости меня за мое волнение. Я долго ждал этого момента.
Мой желудок бурлит, гнев и боль смешиваются до помутнения в глазах. Мои глаза переходят от него к Венди, ее голова качается взад-вперед, ее тело борется со своими наручниками, когда она приходит в себя. Облегчение разливается по мне.
Хорошо. Это хороший знак.
Сми огрызается мне в лицо.
— Обрати. Внимание. На. Меня.
Я ухмыляюсь, мои зубы сжимаются, когда я тянусь в карман и достаю свой клинок, медленно вертя его в пальцах.
— Знаешь, — начинаю я. — Это невероятно, что после стольких лет я нахожу тебя здесь, — я подхожу к нему ближе. — Предающим меня.
Его глаза сужаются.
— Ты прав. Мы были вместе много лет. И каждый день был пыткой — знать, кто ты, и не убить тебя во сне, — выплевывает он, усмешка омрачает его черты.
Я прижимаю руку к груди, выпячивая нижнюю губу.
— Ты делаешь мне больно, Сми. Я думал, мы были друзьями.
Он смеется.
— О, мы больше, чем друзья, Джеймс Эндрю Барри.
Мои легкие сжимаются при упоминании моего полного имени.
— Мы двоюродные братья.
45. ДЖЕЙМС
Дыхание замирает в моих легких, сердце неровно бьется о грудную клетку.
Кузены — значит, он ребенок моего дяди.
Но у моего дяди не было детей.
— Невозможно, — говорю я.
— Маловероятно. Но это правда, — Сми качает головой. — Я был там в ту ночь, когда ты убил моего отца.
Мои брови поднимаются, во мне мелькает удивление, когда я вспоминаю ту ночь, когда я лишил жизни своего дядю. Я был в ярости, так что, полагаю, не исключено, что кто-то подсматривал.
Я смотрю за Сми, туда, где Венди оглядывается по сторонам, ее руки двигаются, как будто она пытается освободиться от наручников. Питер стоит в углу, но его глаза устремлены на меня, лицо прищурено, взгляд жесткий.
— Ты скоро встретишь его снова, — отвечаю я. Бросаюсь вперед, и мой клинок в считанные секунды оказывается у его горла. — Очень глупо с твоей стороны приводить меня сюда, думая, что ты выберешься живым.
Он смеется, его кадык давит на крючковатый край ножа.
— Ты всегда переоценивал собственную значимость. Именно это позволило мне так легко войти в твою жизнь; притвориться бездомным, когда я сидел рядом с баром, где ты работаешь, — он усмехается. — Это также причина, по которой было так легко убедить людей работать на меня.
Мой нож вдавливается глубже в его кожу.
— Мои люди преданы мне.
— Твои люди боятся тебя, — его глаза вспыхивают. — Но я не преследовал их. Я нашел тех, кого обидели. И когда я сказал им, что привлеку тебя к ответственности, захвачу власть и буду обращаться с ними правильно… ну, — он ухмыляется. — После этого все было просто.
— Жаль, — говорю я. — Я так старался уберечь тебя от этой жизни, — тупая пульсация ударяется о мои внутренности. — Мне не понравится убивать тебя.
— На твоем месте я бы вообще его не убивал.
В моей крови поднимается жар, когда я встречаюсь глазами со Старки, красные пятна покрывают его рубашку, а на боку его лица набухает синяк — я предполагаю, что от близнецов. Я бы сказала, что чувствую себя преданным, но правда в том, что со Старки я должен был знать.
Однако все это не имеет значения, потому что все, на чем я могу сосредоточиться сейчас, это на том, что он прижимает пистолет к виску Венди, его палец наготове и на спусковом крючке. Мои глаза впиваются в нее, пробегая по ее лицу, чтобы понять, не пострадала ли она снова. Но она выглядит нормально. Ее челюсть застыла, и она смотрит на отца.
— Сэмми, — Питер выпрямляется, прислонившись к стене пещеры, и снимает с пояса свой пистолет. — Это не входило в план.
Голова Сми поворачивается от того места, где она все еще прижата к моему ножу.
— Планы меняются, Питер. Я сказал тебе, что единственный способ заставить Джеймса пойти на попятную — это подвергнуть её опасности. Ты знал о риске и согласился.
Глаза Венди расширяются, её рот разходится на вдохе.
— Ты что?
— Привет, дорогая, — вклинилась я, мой взгляд переместился на Старки. — Очень приятно слышать, как ты говоришь. С тобой все в порядке?
Ее глаза смягчаются.
— Ты имеешь в виду, кроме пистолета у моей головы?
Я ухмыляюсь, и тело Старки напрягается, его рука перемещает ствол, прежде чем прижать его к ее челюсти.
— Это вам, блять, не шутка, — рычит он. — Отпусти Крока.
Венди вздрагивает, когда Старки упирает пистолет ей в подбородок, и меня пронзает страх.
Ее глаза расширяются, когда она фиксирует свой взгляд на моем.
— Джеймс. Нет.
Старки срывается с места, его рука раскрывает ее челюсть и засовывает пистолет ей в рот.
Ярость поглощает меня, а за ней следует такой ужас, какого я никогда не знал. Потому что, как бы мне ни хотелось содрать кожу с тела Старки и переломать все кости за то, что он вздумал прикоснуться к ней, я нахожусь на полпути через всю комнату.
И я не хочу рисковать ее жизнью из-за того, что он блефует, хотя в глубине души знаю, что это не так
Я облизываю губы, мои пальцы крепко сжимают рукоятку, прежде чем я делаю шаг назад, поднимаю ладони вверх, и нож со звоном падает на пол.
Сми ухмыляется и тут же опускается вниз, чтобы поднять его. Он несколько раз переворачивает его в руках, его глаза впитывают каждую деталь. Оглянувшись на меня, он направляет кончик лезвия в мою сторону.
