вместе.
– Договорились, – подтвердили мы с Андреем и ударились кружками.
Дальше разговор пошёл своим привычным курсом, как это бывало всегда после небольшого разговорного допинга в виде пива и хорошей закуски.
Работы, заботы, быт… В жернова нашего разговора попадало всё. Парни иногда сглаживали острые углы шутками и переключались с темы на тему.
Ко второй кружке пива я не чувствовал себя лишним. Каменная стена, которой я огораживался всё это время, постепенно рушилась, делая меня ближе к парням и более открытыми с ними. Да и сами они уже не испытывали столько неловкости в компании со мной. Их шутки вернулись в старое доброе русло, словно и не было перерыва в общении между нами, длительностью больше года.
Когда с пивом было покончено и оно уже попросту не лезло в нас, единогласно пришли к решению вызвать такси и разъехаться по домам. Мужикам уже стали названивать жёны, спрашивая, когда те вернуться домой.
Мне никто не звонил и не позвонит, но домой тоже хотелось вернуться. Хотя бы ради того, чтобы упасть в постель и в этот раз уж точно поспать.
– Мужики, – обнял нас за шеи Генка, который был самым пьяным. – Спасибо, что не отказали. Вы пиздатые друзья.
– Задушишь, пиздатый друг, – смеялся Андрюха, пытаясь ослабить захват на своей шее.
– Классно посидели. Почаще бы так, мужики, – пыхтел Генка. – Душевно. Спасибо.
– Тебе спасибо, – отозвался я, приобняв друга в ответ. – Спасибо, что вытащил.
– Пашка-а! – протянул Генка и теперь полностью повис на мне, неуклюже обнимая. – Ты у меня самый лучший друг. Прости меня за всё. Может, я сам как друг – говно. Но ты – точно хороший друг.
– Перестань, – похлопал его по спине. – Я всё понимаю.
– Спасибо, Паш. Спасибо.
Еще немного и начались бы мужские слёзы. К счастью, подъехавшие три машины такси, лишили меня этой сцены.
– Мужики! – крикнул Генка, высунув голову из окна машины, в которую мы с трудом его усадили. – Спасибо! Спасибо!
– Тебе спасибо! – отозвались мы с Андреем почти синхронно. Обменялись рукопожатиями, объятиями и расселись каждый в своё такси, заставив наших водителей побибикать друг другу.
Моё такси доставило меня прямо до подъезда дома, что минимизировало риск падения на сколькой обуви, да еще под алкоголем.
Поднялся в квартиру, открыл дверь и ввалился внутрь.
– Это я, Мульт, – сказал я тихо, лающему псу и тот сразу затих.
Присел на полу в прихожей, стянул туфли и взял себе на руки ластящегося пса.
– Мульт, кажется, я нажрался, – поставил в известность пса. – До утра срать и жрать не проси. Будь человеком – дай проспаться.
Еще раз прижав к себе пса и, даже поцеловав его куда-то между ушей, поставил его рядом, а сам по стеночке поднялся с пола. Снял пальто, оставил его на вешалке. Проходя мимо кухни, решил попить воды, чувствуя, что соленая закуска требовала свою порцию влаги.
Повернул в кухню и застыл в дверном проёме, забыв, для чего вообще сюда шёл.
В лунном свете у окна стоял стул. Стоял и ждал меня. Слишком очевидно и слишком долго ждал.
– Привет, – выдохнул я устало. Прошёл дальше и без сомнений сел на тот стул, что был напротив. Локтями уперся в колени, стыдливо свесил голову и тихо проговорил. – Прости, я напился…
В кухне, освещенной луной, повисло молчание, которое перебивалось лишь моим шумным дыханием. Натирая шею ладонью, стыдился поднять взгляд. Словно, стоит посмотреть наверх, и ясное небо её глаз прожжёт меня метко брошенной молнией.
– Прости, – с трудом проглотил тяжелый комок, сковавший горло. – Я не должен был… Я обещал тебе, что не буду напиваться до такого состояния. Но так вышло… Не переживай, Катя у твоей мамы, она не увидит, а завтра не узнает…
Упираясь локтями в колени, ослабил кисти рук, позволив им безвольно висеть. Скупо шевелил пальцами, словно таким методом можно было нащупать слова, которые не покажутся пустыми и идиотскими.
Ведь у нас так мало времени…
Безрадостно усмехнулся, когда в поле зрения попала ножка её стула.
– Наша последняя встреча, а я пришёл на неё пьяный. Дебил, – зажмурил глаза и с силой растер пальцами, чтобы вспыхнувшие в них звезды полопались к чертовой матери и, упав искрами на затуманенный алкоголем мозг, разожгли в нём пламя сознательности.
Хотелось сказать многое. Всё. Даже то, что уже было сказано мной неоднократно и останется между нами навсегда. Но в ворохе мыслей, что кружились подобно торнадо в голове, оказалось невозможным поймать нужные из них и обличить в слова.
– Прости, – выдохнул рвано, продолжая прятать лицо в ладонях. Непрошенная влага выступила из глаз и затопила остров ничтожной черствости в глубине скупого на эмоции сознания. – Прости, родная. Я виноват. Только я виноват. Я должен был стоять на своём и не позволять тебе тот полёт… Нужно было тогда самому ехать за тобой… – сквозь пелену болезненных ощущений, со скрежетом ржавого металла разрывающих грудную клетку, расслышал, как за окном загудел ветер.
Отлепил ладони от лица и посмотрел в окно.
Облако снега, подхваченное бушующим ветром, кружилось по двору, путалось в голых кронах деревьев, ломало сухие ветки и, словно специально, швыряло их в моё окно.
– Я виноват! – настоял на своём, продолжая смотреть в окно. – Ты должна меня ненавидеть, как я ненавижу себя!
Вздрогнул, когда порыв ветра агрессивно ударился в стекло, грозясь разбить его и осколками обрушиться в квартиру. Снова и снова ветер ломился, силясь проломить прозрачную преграду между нами.
– Это ты делаешь? – бросил взгляд на стул напротив. – Точно ты.
Не веря своим глазам и домыслам, встал и потянулся к окну. Повернул ручку и не смог удержать створку, когда ветер толкнул её и ударил об окосячку. Ворвавшись в квартиру, холодный ураган взметнул шторы, со свистом пронёсся по квартире, забрался под свитер и иголками впился в кожу, отрезвляя, но приводя мысли в ещё больший хаос.
– Почему так? – спросил я, обняв себя за живот и рёбра, словно так можно было обнять её. Мою жену. Словно это она забралась ко мне под свитер
