того, чтобы принять ее решение и отпустить. Артем вырос сложным, у меня на него никогда не хватало времени. Зато было все, чего он хотел. Его мать стала предпринимать попытки общения, когда ему исполнилось десять лет. Не знаю, с чего вдруг. Но сын отреагировал крайне отрицательно. Хотя я ему ничего не рассказывал про мать, только факты – вышла замуж, родила еще детей.
Он надолго замолкает и мы просто прогуливаемся вокруг озера. Он больше ничего не говорит. Я же не знаю, как выразить то, что чувствую. С одной стороны, не хочу унижать его своей жалостью, а с другой, если все время прятать себя настоящую, то кому от этого легче?
Останавливаюсь и неловко его обнимаю, мне мешает большой живот.
– Ты не думай, это не из– за жалости. Просто такие вещи... их очень трудно пережить. Даже, если пытаешься быть сильным. Внутри все равно болит. А я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Он меня обнимает, находит мои губы и целует. Целует так долго, что у меня начинает кружиться голова. Он так много пытается выразить своей лаской. А я отвечаю на его поцелуй, потому что мне это важно. И он тоже важен.
Наконец мы останавливаемся. Смотрим растерянно друг на друга.
Влад приходит в себя первым:
– Олесь, я хочу, чтобы ты была со мной. Мне хорошо и спокойно, когда ты рядом. Такого я не испытывал уже давно. И я хочу, чтобы ты тоже также себя чувствовала со мной. Потому что я у тебя есть. Сейчас речь не о сексе, хотя, если бы было можно, я бы тебя из спальни даже не выпускал. Это что– то другое. То, чего я думал, не бывает.
Я не нахожу слов, чтобы ему ответить. Не знаю, что и как лучше сказать. Для полномасштабных признаний я еще не готова.
Поэтому снова его обнимаю. Мы стоим обнявшись какое– то время. Потом я понимаю, что физиология беременной женщины дает о себе знать.
– Тут недалеко кафе. Давай зайдем. Хочу чай.
Он соглашается и мы заходим в небольшое одноэтажное кафе, увитое плющом, который будто назло осени стал только зеленее. Возле кафе растут дубы, и желуди то и дело попадают под ноги.
Оказавшись внутри, где почти нет посетителей, скидываю пальто на диванчик, нерешительно улыбаюсь.
– Извини, мне срочно нужно отойти.
– Без проблем, я пока посмотрю меню.
В туалете, перед тем как вернуться к Владу, мою руки теплой водой. Это успокаивает. У нас с ним у каждого есть свое прошлое. И этот груз – он не легкий. Только его не нужно нести с собой. Его нужно просто бросить. И жить дальше. Я этого хочу.
Вернувшись к столику обнаруживаю чайник с чаем, кофе и ароматные круассаны.
– А чай какой? – спрашиваю Влада.
– Жасминовый, – отвечает, уверенно глядя мне в глаза.
Мой любимый. Это ведь не случайность, прошибает меня догадка.
– И что ты обо мне еще успел узнать? – прищуриваюсь.
Вот же ж! Гад гадский!
– Много. Только не ругайся.
– Не буду. Но требую сатисфакции.
Весь вечер пытаю Влада разными вопросами. А он терпеливо отвечает.
В себя прихожу только, когда понимаю, что уже стемнело, а у меня одеревенела спина.
Уезжать не хочется. Но мне пора отдыхать. Беременность дает о себе знать.
– Тебе, наверное, домой пора? – Влад меня опережает, – Поехали.
Артем Холодов
Сбрасываю тысячу первый вызов отца. Панков морщится:
– Отключи его! У меня голова раскалывается!
– Пить меньше надо! – отбривает его Борис.
– Ты вообще молчи! Подкаблучник! В жизни бы не поверил, что ты Алиску у подъезда с цветами караулить будешь каждый вечер!
Борис взвивается:
– Тебе какое дело? А? Может, мне цветы тебе таскать?
Харитон набычивается. Того и гляди, подерутся. Селиванова все же перевелась из нашей школы в обычную в конце одиннадцатого класса. Что этому послужило причиной, отъезд Белова или смерть бабушки, не берусь судить. Борька поначалу хорохорился, говорил, что ему все равно. Но через три недели стал встречать Алиску с работы и отвозить домой, потому что девчонка устроилось в кафе в ночную смену. Что там между ними творится я не вникал, но дальше этих поездок Харламов не продвинулся. А Харитоша старательно его тыкал в больное место, из– за чего они постоянно собачились и пару раз дрались.
– Лучше б мне таскал. Она ведь их даже не берет!
Мой телефон снова разорался, а я привычно скинул вызов.
Вот прицепился. Приспичило ему меня с матерью Белова знакомить. Мало того, что сам туда последние полтора месяца мотается постоянно, на этот раз еще и меня решил прихватить. Видите ли, они планируют жить вместе. Вот и живите! Я при чем? Что он мне не в состоянии отдельную квартиру купить?
Он же не всерьез надеется, что мы с Матвеем воспылаем друг к другу братской любовью? Мы же друг друга ненавидим. И это пока Белов не узнал, что я пытался изнасиловать его девчонку.
Он еще не знал. Это стопроцентно. Иначе так бы это не оставил. В этом мы похожи. Если бы нас поменять местами, я бы... не оставил. Убил бы его.
Представляю картину маслом – мы с отцом заявляемся к его обожаемой Олесе, Полина узнает меня, рассказывает обо всем Матвею. И? Потом что? Отца скорее всего вместе со мной попросят на выход, меня закопают в садочке. А если Матвей меня не закопает, то это сделает отец, после того, как его будущая жена пошлет его. Не то, чтобы я кого– то или чего– то боялся...Только там скоро родится ребенок. Так удружить отцу я все же не хотел. Он последнее время стал мне напоминать живого человека, а не робота.
И зачем я туда попрусь? Хотя идея увидеть Полину была заманчивой. До ломоты в костях. В такие минуты я очень понимал Харламова. Сам бы прыгнул в тачку и помчал в Воронеж. Только Борьке в этом смысле повезло больше. У Алиски никого не было.
– А тебе какая разница – берет она их или не берет?
– Парни, хватит! – рявкнул на них, потому что все это уже надоело, – В клуб кто едет или опять морды бить друг другу будете?
Они заткнулись, смерив друг друга гневными взглядами.
– Поехали, – буркнул в конце концов Харитон Панков.
Только уехать из
