— Фу, как невежливо, — произнесла я, складывая ему доллары обратно на стол. — Я, конечно, тоже была невоспитанной, — но не до такой степени.
— Ну, наверное, тебя просто никто не донимал, как ты нас с папой?
— Борис, ты ведь меня совсем не знаешь. За что ты так меня ненавидишь?
— Ты издеваешься? — снова зашипел пацан. — Тебе не очевидно это? Любить я тебя должен? Ты-то у нас очень любвеобильная!
— Не так и плохо у тебя с русским языком, если знаешь такие слова, — заметила я. — Я могу убедить твоего отца, что в занятиях русским необходимости нет. Хотя он говорил, что ты писать не можешь, — с орфографией и пунктуацией беда….
— Орфография? Пунктуация?! Ты думаешь, я дурак, не понимаю, почему ты именно теперь появилась и так к нему присосалась?
— "Донимаю"? "Присосалась"? — возмутилась я.
— Тебе папа уже рассказывал про тараканов, которых я насыпал в сумку его бабе? — доверительно поделился Боря.
— В общем, намекнул, что ты её вытравил, — признала я. — Но только я ведь не папина "баба", а твой репетитор. Может, всё-таки займёмся делом? — снова сделала я попытку.
— Меня сейчас натурально стошнит от твоего вранья. Меня, ты веришь, уже тошнит; а тебя — нет. Хочешь, покажу тараканник, чтобы тебя тоже затошнило? А то несправедливо выходит!
— Хорошо, покажи тараканник, — сдалась я. — Но по дороге к тараканнику не мог бы ты по-испански объяснить, где он находится?
— А зачем? Я просто покажу. У тебя машина есть?
— Нет.
— Конечно, нет! Ты же нищебродка, потому к отцу и приползла, — бросил Боря и, набрав номер, с преувеличенным восторгом сказал в трубку:
— Алё, папа? Мы с Лаурой уже позанимались испанским и сейчас съездим посмотреть тараканник у здания Городского Совета. Можно? Лаура очень хочет его посмотреть, ей прямо не терпится! Не веришь — сам спроси, — он протянул мне трубку.
— Ну что? По-видимому, секс-свидание сегодня отменяется, — тихо усмехнулся Есин, чтобы через трубку не услышал сын. — Ехать-то вам на такси на другой конец города.
— Я бы на электричке лучше съездила с пересадкой на красную ветку. Это не намного дольше.
— Может, и к лучшему, — пообщаетесь, познакомитесь с ним поближе. Опять весь урок молчал?
— Не совсем.
— Ладно, может, отойдёт ещё. Я уже тебя предупреждал, что Борис — в некотором смысле оружие массового поражения.
— Как Кевин из фильма, о котором я тебе рассказывала?
— Нет, конечно. Не настолько. Но выпускать его в мирную гражданскую среду смертельно опасно, — продолжал шутить любовник. — Не каждый отважится противостоять такому испытанию.
— Ничего, я приняла вызов.
— Тогда до встречи. Заберу вас у Городского Совета — созвонимся через полтора-два часа.
Глава 6. Выкуп тараканника
— Кстати, не думай, что папочка снова на тебе женится, — ехидно сказал Боря, когда я отключилась. — Я проследил: они до сих пор иногда встречаются с той бабой с тараканами в сумке. Просто уже не у нас дома: она отлично понимает, что если поселится тут — я не только тараканов ей напихаю, но ещё и мухоловок. В такие места, куда и солнце не заглядывает!
Вот как! Об этом Есин меня в известность не поставил. Надо же: хочет иметь сразу двух, на полставки каждую! Не хватало ещё вступить в пошлую борьбу за понравившегося мужика с его подругой. Свои первые отношения я определённо видела не так — не с задачей отбить любовника у соперницы, чтобы учить-воспитывать его сына от пропавшей без вести жены. Нужна мне вся эта Санта-Барбара?
Только…
— Подожди минуточку! — воскликнула я. — Что значит "снова на мне женится"? Мы с ним не были женаты!
— Когда ты вот так фальшивишь, — неприязненно покривился Боря, — то я вижу, что следующий крупный тараканник будет в сумке у тебя. Или предпочитаешь мухоловок размером с ладонь? Ты, кстати, в курсе, что у них пятнадцать пар ног?
— Ладно, твоя взяла, — уступила я. — Здешних мухоловок и тараканов я не переношу — слишком уж они огромны. А ещё чешуйницы… Но хочешь жить в Южной Калифорнии — приходится мириться с характерными для этого климата насекомыми. А папа что — никак тебя не наказал за тараканов в сумке?
— Почему же? Месяц без карманных денег и развлечений, — пожал плечами Борис. — Но оно того стоило. Бабу эту я у нас больше не видел. Ты тоже недолго сюда ползать будешь.
— Да не собираюсь я набиваться тебе в мачехи, — вспылила я, огорчённая новостью о "бабе" Есина и не в силах это скрыть. — У самой были и мачеха, и отчим после развода родителей. И все твои тараканы и мухоловки и рядом не стояли с тем, что вытворяла я.
— Например? Не поделишься техникой?
— Ну… например, девчонки со школы посоветовали мне насыпать мачехе в постель соли. Мол, это заставит её обделаться ночью во сне.
— И как? — обстоятельно осведомился Борис, явно прикидывая, не применить ли ему подобный подход.
— Никак. Оказалось, это просто страшилка. Но зато отец меня быстренько собрал и всучил обратно матери. Так они меня и отфутболивали друг другу, когда я в твоём возрасте была.
— А потом, папа говорил, их лишили родительских прав, и ты воспитывалась у тётки, которая на тебя плевала?
— Нет, — удивилась я. — Откуда твой папа может знать такое? Я ему ничего про себя не рассказывала.
— У тебя такой жалкий вид, когда ты пытаешься выкрутиться, — снова с презрением поглядел Борис.
— Я не…
— Для разнообразия ты могла бы не врать, а сказать ещё какую-нибудь о себе правду, чтобы я мог разобраться. Это и тебе могло бы быть полезно: вдруг я передумаю тебя убивать? Почему бабку лишили родительских прав?
— Мою бабку? Не лишали, — снова не поняла я.
— Да блин. Совсем тупица ты, что ли, — вскипел Борис. — Я про твою маманю, ну.
— Её не лишили, хотя ты прав — было бы неплохо. Отчим был настоящим чудовищем, приставал ко мне, а мать мне не верила.
— Приставал как зануда — или по-взрослому? — непонимающе посмотрел Борис, и я ужаснулась, поняв, что ляпнула одиннадцатилетнему.
— Твой папа убьёт меня, если узнает, что я тебе проговорилась о таком. Закрываем тему.
— Но ведь иначе тебя убью я. Выбирай.
— Ладно, — снова отступила я. — Как для "одиннадцать плюс", договорились? Отчим был страшным человеком. Мать мне не верила до последнего, но он закончил в тюрьме: когда я дала ему отпор, он пристал к другой несовершеннолетней девочке с нашего двора. Так что твою философию про "сразу думай, что незнакомец — вор" я понимаю.
— А отец твой почему перестал тебе быть отцом?
— Потому что мачеха велела ему сделать выбор: она или я. И он выбрал её.
— А-а, — кивнул Борис. — Просто твои родители тебя не научили… Тогда всё ясно.
— Чему не научили?
Борис с непонятным выражением лица замолчал; голубая ветка метро вся шла по поверхности, и я жадно фотографировала город через окно, сев на сиденье сзади Бори, который тоже пожелал сидеть у окна — смотреть на Лос-Анджелес с непривычной стороны. Но вскоре я заметила, что он, обернувшись, с любопытством поглядывает на меня. Наконец он спросил:
— Ты фотографируешь вообще всё подряд?
— Ну да.
— А зачем?
— Чтобы потом, просматривая фотографии, воскрешать эмоции.
— То есть ты, как только начинается эмоция, бежишь за телефоном ее фиксировать?
— Да. Это как возвращаться к фильмам и песням, которые я слушала в одиннадцать лет. Слушать, смотреть и возрождать те чувства.
— Не-а. Это как, увидев яркую бабочку, хвататься за сачок. А потом на иголку и в коллекцию. Чтобы радовала глаз. Зачем тебе мертвая бабочка? Даже красивая? Наслаждайся, пока она живая.
Я ещё не пришла в себя от этой философской реплики, не осмыслила её как следует — как Боря услужливо поделился:
— Знаешь, что некоторые тараканы в жару начинают летать? Я могу запустить их для тебя. Хочешь посмотреть?
— Не особенно горю желанием. Кстати, про бабочку одна поэтесса, Хара Асао, написала в начале двадцатого века пятистишие:
