— Когда у тебя что выходило просто? — Он уже натягивал рубашку, и стало ясно, что Кайл собирается полностью одеться и идти вместе с нами.
— Кто-то должен остаться с Адамом, — замельтешила я. — Если мы втроем поболтаем с людьми в баре отеля, будет гораздо лучше, чем если ты явишься с вопросами. Мы не так бросаемся в глаза.
— Ага, совсем не бросаетесь. Особенно в таком прикиде, — сощурился он.
— Спасибо, — проворковала я, выманив у него улыбку и поцелуй.
Вообще-то мы и правда отлучились ненадолго. Мы точно угадали «гламур» в стиле «Сохо Гранд бара», прямо посередине спектра угодили. Большая, очень теплая комната с глубокими мягкими креслами и пышными драпировками позиционируется как «гостиная» и с архитектурной точки зрения даже похожа на гостиную, вот только у меня в гостиной не собиралась столь пестрая — как внешне, так и по содержанию — толпа. Наши яркие перышки и расстегнутые пуговицы тут вовсе не казались неуместными.
Мы бы не выделялись из толпы, но Кэссиди выделяется всегда и везде. В тот вечер она раскрыла декольте и обнажила бедро, и тут же набежали ухажеры, чуть ли не на руках понесли ее в бар. Мы с Трисией поспешали следом, я умеряла шаг, опасаясь остаться без юбки.
Официантку звать не пришлось, она примчалась с тремя танжериновыми мартини от (временно) неизвестных поклонников, — еще одно преимущество охоты в компании Кэссиди, и нечего ей смотреть на меня жалобным взглядом девочки, мечтающей о десерте, когда на тарелке еще полно гарнира:
— Нам лучше отказаться, да, Молли?
— Если вы откажетесь, я столько неприятностей огребу от парней, которые вас угощают, — с неизменной улыбкой пожаловалась официантка. Симпатичная, средиземноморского облика, ярко-оливковая кожа и сильные руки — поднос даже не дрогнул, пока мы принимали решение.
— Нельзя причинять человеку неприятности! — постановила Трисия, составляя бокалы с подноса на стойку бара.
— Спасибо. — Усталая улыбка сделалась более искренней. — Спасли мне вечер.
— Отплатите нам услугой?
Официантка чуть морщила носик:
— От кого угощение, говорить не…
— Нет, другое. Говорят, Адам Кроули, тот самый, рок-певец, сюда часто заглядывает?
Теперь улыбка сделалась сочувственной, официантка внимательнее оглядела нас. Я затаила дыхание в надежде, что она примет за чистую монету наши костюмы фанаток.
— Ага, заходит, но сегодня вы с ним разминулись.
Она двинулась было прочь, но Трисия уронила на поднос двадцатку, и это заставило девушку остановиться и дополнить информацию:
— Обычно он приходит по понедельникам и четвергам. Возвращайтесь к нам в понедельник.
— Простите, вы не представились, — вмешалась я.
И снова усталая улыбка.
— Точно. — Она спокойно глядела мне в глаза, и я глядела, выжидая. Обе мы досчитали до тридцати, и улыбка согрелась.
— Викки.
Вряд ли это было ее настоящее имя, но для задушевного разговора сойдет.
— Викки, сегодня он был один? — спросила я.
Викки задумчиво надула губы:
— Вообще-то Адам такой клевый…
— Это мы знаем! — с энтузиазмом подхватила Трисия.
— Я что хочу сказать — я с людьми из таблоидов дела не имею. Особенно когда хотят вызнать про клевых парней, — уперлась Викки.
Счет в партии «Викки против наших прикидов»: один — ноль. Но я так легко не сдаюсь.
— Мы не из таблоида, Викки, — заговорила я, — мы просто… — Я огляделась по сторонам, как будто опасаясь, что кто-нибудь подслушает, и продолжала, доверительно понизив голос: — Подруга сказала, что сегодня ухитрилась его зацепить, а мы думаем, врет.
Викки, похоже, обиделась за Адама:
— Врет-врет. Он зашел, выпил с парой друзей и ушел. Не было тут больше никого.
— Так, может быть, наша подруга была в этой «паре друзей»? — вступилась Кэссиди.
— Нет, я знаю обоих. Во-первых, с ним была Оливия Эллиот, они очень дружны и часто приходят сюда вместе.
Тут я не сдержалась:
— Говорят, более чем дружны, — и я выразительно задвигала бровями. Подмигнуть не получилось.
Викки вздохнула:
— Она бы, может, и не прочь, но — уж поверьте мне, на моей работе сразу видишь, что к чему.
Теперь задвигала бровями Кэссиди, у нее это получалось лучше, тем более что подмигивала она мне, а не официантке.
— Думаете, Оливия влюблена?
— Не мое дело. — Викки уперлась каблуками в пол, собираясь покинуть нас.
— Ладно, а второй-то человек кто? — поспешно спросила я.
— Никак не ваша подруга — или вы имели в виду друга? — невинно осведомилась Викки.
Я бросила на поднос вторую двадцатку — подкупать так подкупать.
Викки покачалась на каблуках и решилась:
— Мужчина постарше. Скулы такие здоровые. Хорошо знаком с ними обоими. Похоже, был знаменитостью, но все в прошлом.
Грэй Бенедек. Трисия, Кэссиди и я обменялись взглядами, чтобы убедиться: всех троих осенила одна и та же догадка. Но почему же Грэй Бенедек, с утра винивший Оливию во всех грехах, вечером дружески выпивает с ней и Адамом? Мне-то казалось, они ближайшие десять лет будут зализывать раны.
— Ну и как же они беседовали, весело? — уточнила я.
— Да уж повеселее, чем вы. А что?
На этот раз двадцатку бросила Кэссиди — изящно, как все, что она делает, убедительно, как все, что она делает.
— Если Адам поссорился с друзьями и вышел отсюда сердитый, вряд ли он мог подцепить нашу подругу в вестибюле, а вот если он вышел в хорошем настроении…
— Я бы сказала, тот старик вынес его на руках, — ответила Викки. — Я как раз выскочила покурить и видела, как он запихивал Адама в такси.
Кэссиди ловким движением сдернула двадцатку с подноса.
— Вранье!
Викки, Трисия и я уставились на Кэссиди, кто из нас больше удивился, не берусь сказать.
— Правда-правда! — Викки вцепилась в трудовую двадцатку.
Кэссиди ткнула пальцем в жемчужную ленточку на шее официантки:
— Это сувенир на память о человеке, умершем от рака легких. Не настолько вы глупы, чтобы гробить свое здоровье, тем более если видели смерть от рака легких.
Викки задумчиво провела пальцем по жемчужной ленточке, потом взяла из разжавшихся пальцев Кэссиди банкноту и упрятала ее поглубже в стаканчик для чаевых.
— Ваша взяла. Я проследила за ними, потому что слегка напугалась.
— Вы беспокоились за Адама, потому что он был сильно пьян? — подсказала я.
— Не в этом дело. Было так: Оливия оставила их ненадолго вдвоем, и они тут же принялись ссориться. Говорили тихо, руками не махали, но и со стороны было понятно.
— Куда уходила Оливия? Это вы тоже знаете?
