Максим
То, что Анхель Кусаинов пришел в мой кабинет в часы приема граждан, может говорить в равной степени об оказанной великой чести и насмешке. Машинально проверяю, в кармане ли кастет. Это совершенно лишнее в данных локациях, но он в кармане, и после этого беседу вести спокойнее.
— Слушаю тебя.
— А ты редко разговариваешь с народом в последнее время, — шутит Анхель, тяжело присаживаясь. — Неужто зазнался? Наконец-то.
Это первый вызов.
— Недавно разговаривал, гасил назревающий бунт у суда.
— Ой, — Анхель отмахивается. — Какой еще бунт. Так, собрались, потолкались. Всем уже люлей выписал.
— По списку Боброва?
— Да нет. У меня свои каналы.
Даже не отпирается насчет судьи. Забавно. Впрочем, тут же начинает оглядываться, деланно восхищаясь моим кабинетом.
— Перемен требуют наши сердца, — говорю спокойно. Напоминаю ему слова песни, которую когда-то давно пел у костра, цыгане подхватывали хором. Молодым нравилось. Пока Анхель не разбил гитару о голову Артура. Хотел о мою, но не решился.
— Наши сердца требуют материальной господдержки, которая поступает всё реже. Детям не в чем в школу ходить, Ману.
— И школ нет. Вот какие дела.
— Не строят.
— Везде строят, а в Кале — нет.
— Но пришел я не за этим, — дружелюбно улыбнувшись, Анхель тянется ближе. В этот момент я ужасаюсь тому, как сильно он стал похож на своего папашу. Специально копирует или само собой с возрастом получается? — Я бы хотел поблагодарить твою семью и твою жену в частности за помощь моей матери. Бабка совсем из ума выжила, шляется непонятно где, ищем ее по кустам и помойкам. Тьфу ты.
— Скорейшего вашей матушке выздоровления, — проговариваю ровно. — Такие травмы в ее возрасте — крайне болезненны и неприятны.
Эта славная женщина когда-то давно отравила меня грибами, не насмерть, а по приколу. Кусаинов склоняет голову набок. Мы с ним дрались в кровь. Не из-за Насти, я был новеньким в таборе и качал права, он, как сын баро, пытался поставить меня на место.
На каждом его пальце массивный перстень, как оружие.
— Я пришлю подарки на адрес, какой назовешь. Много подарков.
— Не нужно. Моя жена добрая девушка, она помогла от сердца. Такой же сердечной благодарности будет достаточно.
— Брезгуешь?
— Мои жена и дочь оказались в твоем доме случайно, я об этой поездке не знал, а если бы знал — не допустил бы, — поясняю спокойно. — Забудем.
— Зря, Ману, зря. Твоей дочери было комфортно у нас. Также комфортно, как когда-то тебе.
Провокация.
— Прекрати, — качаю головой.
— Она цыганка, и она была среди своих. А не рядом с каким-то белобрысым парнем. Ты вообще в курсе?
— Анхель, ты поссориться хочешь?
— Ружа пытается что-то исправить, но я тысячу раз ей говорил, что немыслимо жить среди русских и чтить традиции. Традиции дарят счастливую и полную жизнь. Они показывают путь, — пылко, с жаром.
— Лучше за своими ребятами присмотри, — начинаю раздражаться. — Что ты обещал, когда Янош умер? Что несовершеннолетних в делах не будет. Они же дети. Тебя самого чем заставляли заниматься в юности? Ты вырос, и не изменил ничего.
Он недолго жует губу.
— Как будто это так просто.
— Тебе подсказать? — буравлю глазами.
— Вообще-то, Ману, у меня есть идея. — Выдерживает паузу. — У тебя хорошая девочка родилась, мать разложила на нее, добрая будет, долгую жизнь проживет. Как насчет породниться?
— Что? — усмехаюсь, откинувшись на спинку кресла. — Ты спятил?
— Вовсе нет. У тебя дочь, у меня сыновья и племянники, выбирай любого. Пришлю всех на смотрины. Ха! Красавцы, умельцы!
Если бы такое предложение о моей полугодовалой дочери сделал русский, он бы уже получил кастетом в челюсть. Но передо мной старой закалки цыган, и я с трудом, но осознаю — это не оскорбление. Он оказывает мне честь.
В своем, разумеется, понимании. И психовать тут бессмысленно, он просто не поймет.
— Анхель, так дела давно не делаются.
— Делаются каждый день. Ты станешь своим в Кале, наконец-то, как и хотел. Породнишься с Лалой, пусть так. Мой брат пьет, для него скоро всё плохо кончится.
— Анхель, замолчи, — тру лоб. — Я правда не хочу ссориться. Езжай домой.
— Ты сам можешь вернуться домой! — продолжает он, жестикулируя. Янош, ей-богу, чертово перерождение души. — Колесо варды сделает круг, всё станет на свои места. Ты знаешь, если начнется война, пересажают половину Кале, вторую — перебьют. В том числе детей. Нам нужен мир. И мы готовы пересмотреть условия. Пойти на некоторые… послабления для подрастающего, так сказать, поколения. Но и нам нужна гарантия поддержки. Ты ведь этого хочешь? И ты дал клятву моему отцу, помнишь? Он сказал, что изменить ничего нельзя, ты ответил — что сделаешь.
- Еще раз увижу кого-то из табора рядом с дочерью или женой, будет война. Настоящая. Скажи своим людям, чтобы никогда, нигде, ни разу. Пусть номера машины запомнят, и объезжают за километр. Ты меня понял? Ты знаешь, какие у меня связи. И какие скоро появятся.
Он резко встает.
— Я пришел мириться, а не ссориться. Просто прошу — подумай. Где меня найти знаешь. И жена твоя знает. Она могла бы привозить Виту раз в месяц, чтобы мы друг к другу привязалась.
— Анхель. Этого не будет никогда.
— Отдашь хорошую девочку в модельное?
— Может быть.
Будь мне семнадцать, он бы уже впечатался носом в стену и не единожды. Сейчас я молча провожаю гостя глазами и пишу новому телохранителю: «Как обстановка?»
Когда за Анхелем Кусаиновым закрывается дверь, долго смотрю на нее, барабаня пальцами по столу. Бароны как грибы — срезаешь один, назавтра новый тут как тут. Может быть и правда нельзя спасти тех, кто не хочет быть спасенным? Когда-то он был нормальным человеком.
Впервые искренне хочется уехать далеко и навсегда. Чтобы из головы выбросить, забыть, не знать. Чтобы поставить свою жизнь выше работы.
Нехорошо, что Аня возила к ним Виту. Нехорошо, что Вита им понравилась. Про расследование в Кале я знаю мало, сам так хочу — не вмешиваться. Помог друзьям в полиции отыскать связных и умыл руки. Первая чистка будет скоро, операция в разработке год. Списки фамилий давно известны, ждут крупной сделки с наркотой, чтобы всех повязать. Анхель чувствует это. Не могу сказать, что у него есть какие-то сверх способности, вряд ли ему карты показали срок в двадцатку. Но интуиция у мужика горит.
То, что он пришел ко мне свататься, — говорит о многом. Визит Ани воспринял как знак судьбы. Представляю, какой она устроила там переполох.
Надо подумать, как повернуть ситуацию в свою пользу. Может, и правда отослать Февраль в
