«— Наркотики! — кричит верзила в пятнистой форме. — Где героин? Синцов, собаку!
А я не могу понять, что происходит… Наверное, здесь снимают кино…
Движения у всех замедленные, словно при съемке рапидом, жесты летящие…
Крепкие парни в кованых ботинках исполняют сложные балетные па. Надо же, такие плотные, а летают, точно пушинки, легко преодолевая земное притяжение…
Вот один из них скользит ладонями по телу Марухи, а она плавно извивается и приседает. Я видела такой танец в эротическом фильме…
А еще один медленно вскидывает руку, подносит ее к носу Славки, едва касается, и из-под его пальцев разлетаются в стороны красные капли… А Славка замирает над полом в воздухе, откинувшись назад, а потом планирует к стене…
У Чики смешно искажается лицо — верхняя губа дрожит, а глаза смотрят в разные стороны… Кажется, он боится? Но чего?
А мне ничто не страшно. Меня крепко держит Дима. Я чувствую сзади тепло его объятий. Мы оба рядышком смотрим этот странный фильм…
Вон как забавно поплыл по воздуху Владик, смешно суча болтающимися ногами… Его легко поднял за шиворот рыжий амбал…
А девчонок обнюхивает огромная черная собака. У нее длинный красный язык и грустные глаза.
Девчонки визжат, но тоже странно — их визг доносится до меня, словно сквозь толщу воды, он вибрирует и делится на звуковые составляющие:
— И…и…е…й…а…й…
Чика приближает свое лицо к нам, вернее, к Диме, потому что смотрит он поверх моей головы. Его губы на уровне моих глаз.
Они медленно приоткрываются и цедят глухо, едва слышно, звук за звуком:
— Е-с-т-ь?
— Да…
— С-б-р-о-с-ь…
— Куда? Собака…
— В-с-е-м х-а-н-а…
Голос у Чики вибрирует, словно проходит через трубу. А у Димы — мелкая дрожь колокольчика.
Я потом попробую сыграть эти фразы. Они так музыкальны…
До-си-фа-до…
Димины руки шарят за моей спиной. Он что-то ищет. Передвигает меня за плечи, прикрываясь мной от «пятнистых».
Я хочу повернуться, спросить, что он потерял, но его пальцы цепко впиваются мне в руку, так что пошевелиться невозможно…
Да… я тоже прижмусь к тебе, милый… Крепче…
У меня на локте болтается открытая сумочка, а в нее из Димкиных пальцев медленно летит белый бумажный пакетик… такой маленький, как аптечный порошок…»
…Собака заскулила и сделала стойку на Катю.
— Хорошая собачка… — прошепелявила Катя заплетающимся языком и протянула руку. — Я люблю собачек…
Собака угрожающе зарычала и предупреждающе щелкнула зубами рядом с Катиной рукой.
— А еще друг человека… — укоризненно вздохнула девушка.
— Синцов, обыщи! — велел злой крепыш.
Один из «пятнистых» рванул у Кати сумочку, вытряхнул на пол содержимое и двумя пальцами поднял бумажный пакетик.
Собака с рычанием бросилась к пакетику и громко завыла, виляя хвостом.
— Молодец, справился… — неожиданно ласково сказал крепыш псу.
«Зачем вы меня толкаете? Куда ведете?
Не нужно мне пальто, я еще никуда не собираюсь уходить!
Куда мне идти? Это мой дом. Мы здесь живем с Димой… и со всеми…
Дима! Ну что ты молчишь?! Скажи им! Пусть они меня оставят!
Да не трогайте вы меня! Не надо тащить волоком!.. Ну вот… теперь сапог с ноги соскочил…
Эй, там холодно без сапог!
Почему все остаются, а я ухожу? Разве я гость?
Постойте… Ну да! Это у меня день рождения! Мне двадцать лет! Поздравляете?
Спасибо, я тронута… Но именинницу нельзя уводить, пока гости не разошлись! Так не принято…
И нечестно! Почему они останутся праздновать, а меня — на улицу… И в эту вонючую машину… Здесь холодное железо…
Эй, откройте! Выпустите меня!!!
Вы ошиблись!!! Вы с кем-то меня перепутали!
Ведь у меня сегодня день рождения!»
Глава 10
БЕКАР — ЗНАК ОТКАЗА
— Криницына Екатерина Степановна?
— Да… я.
— Проживаете в Москве без прописки. Нарушаете паспортный режим.
— Понимаете… я поступала в институт…
— Понимаю.
Следователь бросал слова сухо и скупо и, кажется, ничего не хотел понимать, кроме одного.
— Это принадлежит вам?
— Нет.
Катя говорила правду. Этот героин в пакетике не ее. Такого никогда не было, чтобы ей давали порошок, — только укол уже разведенного препарата. А тем, что подарил ей Чика, она сразу угостила всех.
— Не морочь голову, — взорвался следователь. — Это твой портсигар?
— Да.
— Вот акт экспертизы. Внутренний смыв показал наличие крупиц героина. Кто принес порошок? Кто тебе его дал? Отвечай!
— Извините… — пролепетала Катя. — Я себя плохо чувствую… Я, наверное, простудилась…
— Простудилась! — насмешливо скривил рот следователь. — Это у тебя ломка, детка. Обычное дело. И ты будешь утверждать, что никогда героина в глаза не видела?
— Да…
— А это что? — Он перегнулся через стол и двумя пальцами приподнял ее рукав. — Синяки. Может, ударилась?
Катя опустила голову и тихо заплакала:
— Мне плохо… голова болит… правда.
— Охотно верю. Дать анальгинчик?
— Да!
— Ответь, где брала наркотики? Кто поставщик? Кому сбывала?
— Никому… честно…
— Никому?
— Никому…
— Только себе?
— Только себе, — кивнула Катя. — Ой!
— Отвечай, где брала?! — заорал следователь. — На ваш притон не одна уже наводка есть!
— Я… не знаю… там много людей приходит… — пролепетала Катя первое, что пришло в голову.
— Хватит дуру корчить! — Он стукнул ладонью по столу так, что Катя вздрогнула. — Ты хоть понимаешь, что тебе светит? Или совсем идиотка?
— Понимаю… — обреченно вздохнула она. — Я больше не буду…
— Ты думаешь, что дашь мне честное пионерское и мы тебя отпустим? — саркастически хохотнул следователь. — Тебе, Криницына, статья светит. А по статье вполне определенный срок.
— Срок? — недоуменно переспросила Катя. — Это что?
— Тюрьма, крошка.
— А за что?
— А за это… — Следователь ткнул пальцем в вещдок. — Статья двести двадцать восьмая, часть вторая гласит: за незаконное приобретение и хранение наркотиков с целью последующего сбыта до семи лет с конфискацией имущества.
— Семь лет? С конфискацией? — ошарашенно переспросила Катя. — А если нет имущества?
— Что-то всегда есть, — резонно заметил следователь.
— У меня только скрипка…
— Страдивари? — хохотнул он.
— Не смейтесь так, пожалуйста, голова болит, — поморщилась Катя. — За что семь лет? Я же ничего никому не сбывала…
