– Я перестал тебя узнавать. Что с тобой?
Она молчала на секунду дольше, чем следовало.
– Жизнь, наверное, – ответила, в конце концов.
– Ты не была такой.
Алёна отвернулась от него ненадолго, потом спросила:
– Мы ведь расстаёмся? Ты меня бросаешь, я права?
Он медлил с ответом, Алёна повернулась и увидела, как Прохоров досадливо морщится.
– Я уже сказал тебе: я тебя не узнаю. Будто рядом со мной другая женщина. Не та, в которую я влюбился когда-то.
– Вообще, Вадим, это как раз нормально. Нельзя быть влюблённым постоянно. И то, что люди меняются со временем, это тоже нормально. Конечно, всё это очень мило: романтика, клятвы, рука об руку по жизни, но так, к сожалению, не бывает. – Алёна разочарованно развела руками. – Думаешь, я не сожалею? Но я бы была тебе хорошей женой. Я, правда, этого хотела. Но сглупила, сама эту дрянь в дом привела. Пожалела. Сколько раз убеждалась, что жалость до добра не доводит. Меня вот никто никогда не жалел. Но тут родная кровь, сестра. Она вот вспомнила о том, что я её сестра, когда в постель к тебе полезла?
– Не говори так. Зоя переживает.
Алёна лишь усмехнулась и качнула головой.
– Мне, правда, тебя жаль, Вадим. Ты даже не понимаешь, как ты попал.
– Хватит! – Прохоров подскочил с кресла. В сердцах швырнул ключи на постель, а на Алёну уставился с претензией. – Хватит на всех наговаривать. Я не могу вас больше слушать, обеих!
– Ах, обеих, – подхватила Алёна. – Вот только слушаешь ты меня, а веришь, судя по всему, ей.
– А как мне ей не верить? – Он остановился рядом с Алёной, руки в бока упёр, а глядел по-прежнему с претензией. – Она со мной разговаривает, она ничего от меня не скрывает. И по её словам получается, что я полтора года жил с человеком, которого совершенно не знаю. Который мне бесконечно врал! А ведь я жениться на тебе хотел!
– Тебя вовремя отговорили, – подсказала ему Алёна.
– Наверное, да. – Он руками развёл. – Потому что я сейчас не знаю, что тебе сказать. Я на тебя смотрю, и не понимаю, как мы будем дальше жить. Если я не знаю о тебе совершенно ничего.
– Судя по твоему тону, этой ночью ты узнал обо мне много нового. Я права?
– Кое-что узнал. И не понимаю, почему ты молчала.
– О чём?
– Ты так и продолжаешь мне врать. – Прохоров казался искренне расстроенным. – Опять делаешь вид, что ничего не происходит.
– Потому что я не знаю, что она тебе наговорила! – разозлилась Алёна. – И как всё обрисовала!
– Алёна, а тебе не приходило в голову, что не нужно ничего придумывать и рисовать, и тогда не надо будет врать и оправдываться? Нужно просто говорить правду!
– Ах, правду! – Алёна горько рассмеялась. – Можно подумать, ты хочешь услышать эту правду. Или твои родители хотят. Вам нужна идеальная картина мира, иначе вы не снизойдёте ни до кого!
– Что за глупости ты говоришь? Обвиняешь меня в снобизме?
– Нет. – Алёна отчаянно покачала головой. – Не обвиняю. Потому что снобы знают обратную сторону жизни и искренне её презирают, а ты… – Алёна секунду медлила, потом сказала ему то, о чём думала с самого их знакомства. – Тебе просто повезло, Вадим. Твоя жизнь с младенчества складывалась правильно, даже идеально. Ты вырос в этой идеальности, повзрослел и стал таким же идеальным мужчиной. В своей идеальной действительности. Всё остальное тебе чуждо. Ты не знаешь изнанки. Для тебя изнанка – это пьяница, спящий у мусорного бака. И всё, что хоть немного отступает от твоей действительности, превращается для тебя в этого пьяницу. И объяснять тебе, что в жизни множество разных ситуаций, что у серого цвета множество оттенков… а зачем? – Алёна печально улыбнулась. – Зачем портить такого прекрасного, идеального мальчика?
– Ты поэтому врала? Не хотела меня портить?
– Я не врала тебе.
– Разве? А о родителях? О своей жизни в Москве?
– Я не врала. Я лишь пыталась соответствовать твоим представлениям о женщине рядом с тобой. И тебя никогда не интересовали мои родители. И, вообще, моё прошлое. Если бы ты хотел знать, ты бы задавал вопросы, проявлял интерес. А ты удовлетворился коротким разговором в пору нашего с тобой знакомства. Где была, с кем росла. Ты никогда мне вопросов не задавал, – твёрдо повторила Алёна. – Это Зоя тебя настроила иначе. Наверняка, раз за разом заговаривала о нашем с ней прошлом, намекала на мою московскую жизнь. Ну да, у меня была жизнь! – Алёна невольно повысила голос до гневного выкрика. – И в Москве, и до Москвы. Что в этом такого? У кого из нас нет прошлого? Думаешь, у неё нет?
– Она здесь не при чём. Я не на ней собирался жениться!
– Всё-таки уже собирался, – заметила Алёна. Вздохнула, смиряясь. – Что ж, хорошо.
– А чего ты ждала? – вроде бы удивился он.
Алёна к нему повернулась.
– Наверное, того, что ты попросишь прощения после того, как всё испортил!
– А ты всё не испортила?
Стало стыдно. Воспоминания освежили сознание, будто пощёчина. Вот только Вадим, явно, говорил о другом, и обвинял её не в измене.
– Ты был со мной счастлив, – веско заметила она. – Разве нет? Я всё делала для тебя. И ты это понимал, тебе это нравилось. Ты даже гордился нашими отношениями, раз решился на брак. Но потом появилась молоденькая девочка с капризно поджатыми губками, и ты потерялся. Ты прав, я ничего не могу с этим сделать.
– Нельзя начинать семью со лжи.
– Не говори со мной мамиными психологическими тезисами. Кстати, именно твоя мама заселила Зою в эту квартиру. Она настаивала, чтобы мы были к ней добрее и внимательнее, вместо того, чтобы отправить эту нахалку на работу. На любую работу, на ту, что она заслуживает. А вы решили сотворить из неё принцессу. И вот что вышло.
– Перестань обвинять сестру. Дело совсем не в ней.
– А в ком? – Алёна к нему повернулась. – Скажешь, что дело во мне?
– Да, – уверенно заявил он.
Алёна невесело усмехнулась. После чего присела на постель и сложила руки на коленях, как примерная ученица. Стала смотреть на Вадима, снизу вверх. Если честно, подражала в этот момент Зое, но это была, скорее, издёвка.
– Хорошо. Я готова выслушать все твои претензии. Что я делала не так?
От её прямого взгляд и вопроса в лоб, с требовательными интонациями, Прохоров растерялся. Отступил на шаг и молчал. Алёна выдержала недолгую паузу, после чего поинтересовалась:
– Нечего сказать?
– Ты соврала мне про родителей, – сказал он, в конце концов.
Алёна кивнула.
– Возможно. Но что меняют мои родители? Ты с ними никогда не встретишься, их нет в живых. Они никак не вмешаются в твою жизнь. А мне, извини, неприятно об этом говорить. Если бы я знала, что из-за моей семьи возникнут в будущем какие-то неприятности, то, конечно, рассказала бы, предприняла меры осторожности, но дело в том, Вадим, что у меня нет семьи. Её нет уже много лет, с достаточно раннего возраста. Я не привыкла о них думать и переживать по этому поводу. Есть я. Вот такая, какая есть. Плохая или хорошая. Я думала, что человеку, которого я люблю и которому доверяю, этого достаточно. Если он сам меня любит. Но, по всей видимости, ошибалась, во всём.
– Единожды солгавшему нет веры, Алёна. Помнишь?
Она с шумом втянула в себя воздух, обвинения во лжи были самыми неприятными и самыми страшными, их Алёна всегда боялась больше всего. Но необходимо было взять себя в руки, и не впадать в панику.
– Ты тоже мне врал, – сказала она ему. – По крайней мере, в последние недели. Ты смотрел мне в глаза и врал. Скажешь, что это не так?
– Это совсем другое.
– Почему? – воскликнула она.
– Потому что получается, что я ничего о тебе не знаю! – заорал вдруг Вадим и глянул на Алёну взглядом, полным обвинения. – Я не знаю человека, с которым прожил полтора года, с кем спал в одной постели! Вот почему! Ты бесконечно мне врала!
Алёна сжала руку в кулак, ногти впились в кожу до боли. Она опустила глаза, и теперь с напряжением разглядывала едва заметный узор на ковролине у себя под ногами. На это обвинение ей сказать было нечего. Все оправдания прозвучали бы глупо. И поэтому она только сказала:
