отлынивала от лечения, назначенного ей врачом. Но, кажется, человек, которого я к ней приставил, не справился со своей работой.
И теперь Бека творит всякую херню, связанную с моей семьёй.
Иду к психам, пытаясь разглядеть, где находится мой ребёнок. Ни у одного на руках его нет. И это уже начинает напрягать.
Даже Алиса хватает меня за ладонь, сильно сжимая её и всматриваясь вдаль. Делаю то же самое, что и она – пытаюсь найти взглядом своего малыша.
И нахожу.
Лежит в переноске у ног Итана. И хоть в чём-то этот больной ублюдок проявил сострадание, не дал замёрзнуть только что появившейся на свет жизни.
– Не бойся.
Говорю эти слова, потому что рука Алисы дрожит. Так сильно, что даже моя ладонь чуть ли не ходит ходуном.
Наступаю на деревянный мостик и иду вперёд, сдерживаясь. Хочется вытащить пистолет прямо сейчас, пристрелить каждого, но у них наш ребёнок, и рисковать не хочется. Можно было бы сделать это быстро, но не играю в игры со смертью.
Останавливаемся, когда между нами остается жалких несколько метров.
В голове много мыслей, слов, которые желаю сказать, озвучить. Но не делаю этого. Вопрос, который появился несколько мгновений назад, первый вылетает наружу:
– Почему он молчит? – хочу узнать, всё ли в порядке с крохой. Когда малыш не издаёт ни звука, начинаю напрягаться ещё больше. Тишина волнует больше, чем детские крики, от которых так устают родители.
А они только мне и нужны. Чтобы понять, что всё хорошо.
Лайфери, около которого стоит переноска, не двигается. Наклоняет голову набок, приподнимает уголки губ, показывая свою мерзкую ухмылку:
– С ним всё нормально. Пока.
Ублюдок двигает своей ногой, и переноска перемещается чуть в сторону, из-за чего один конец начинает провисать.
Собака.
Говорит, что в любой момент может скинуть переноску в холодную воду.
Сжимаю зубы, чтобы не выстрелить. Нельзя. Слишком рискованно.
– Чего вы хотите? – впервые за всё время, что стою здесь, смотрю на Беку. Взгляд у неё безразличный.
Я ожидаю чего угодно, только не её таких же сухих слов, которые она говорит с безжизненными нотками в голосе:
– Мести, – её губы слабо шевелятся, а она сама смотрит на нас как на пустоту. Она долго не принимала таблетки, что видно по её трясущимся пальцам и состоянию. – Хотим, чтобы ты страдал.
Хочу усмехнуться, но держу себя в руках.
– За что?
Ребекка резко меняется. Становится не той размазнёй, которая смотрела на нас отрешённо несколько секунд назад. Теперь глядит точно на меня. Выпрямляется, сжимает кулаки, повышая голос.
– Ты лишил меня любви, – её глаза слезятся. Лайфери рядом обвивает её за плечи, поддерживая.
Вроде, и жаль, но… Сборище психов.
Ребекка точно отправится в психиатрическую лечебницу, как только всё это закончится. А Лайфери всё-таки сядет за решётку. Чтобы больше не отравлял жизнь свихнувшейся сестры.
– Заставил меня уехать. Разлучил нас, – резко переводит всё внимание на Алису. Смотрю на мою малышку, которая поджимает губы. Её взгляд только на переноске, которую Итан подпирает ногой. Но, почувствовав на себе взор Беки, поднимает голову.
Они сверлят друг друга взглядами, пока Ребекка не произносит:
– Ты лишил меня ребёнка, Адам, – её слова вгоняют в ступор. Я знал всё о её жизни в Канаде, каждый шаг, передвижение. – Раз и навсегда.
Она врёт. Делает это специально, чтобы не поняли их игры. Плачет, потому что знает – я поведусь на девичьи слёзы. Но не сегодня, когда мой ребёнок, из-за которого становится дурно, лежит на холодных досках, хоть и в переноске.
– Не ври. Этого не может быть.
– Может, – в диалог вклинивается всё время молчавший Итан. И лучше бы он и дальше продолжал это делать. Из его рта вытекает такая ересь, что мне не хочется слушать его. Просто всадить пулю в лоб и смотреть, как мудак падает. – Когда ты отправил её в Канаду на обучение, она уже была беременна. От меня. И у нас была бы нормальная семья, если бы не ты!
– У меня был выкидыш, – глотая слёзы, твердит Бека. Её эмоции искренни, что начинаю сомневаться. – На фоне стресса. Ты не позволял мне даже связываться с Итаном. Обложил охраной, ограничил выезд из страны. Мне было так хреново, Адам, что я не выдержала. И потеряла ребёнка. И всё, я больше не могу родить.
Она снова всхлипывает. Но я не чувствую ни капли вины. Потому что знаю то же, что и Ребекка, хотя та и отрицает это.
Бесплодие. Каждая беременность – выкидыш. Сколько бы ни пыталась. И здесь дело не во мне, а в её организме.
Но она так помешалась на этом, что винит только меня.
– И ты решила испортить жизнь другим, да? – Алиса рядом не выдерживает. Голос хоть и дрожит, пытается быть уверенной. – Почему за грехи твоего брата отвечают наши дети? Они ведь ни в чём не виноваты!
Она срывается. Голос надрывается, а слёзы, которые текут безостановочно круглые сутки, усиливаются.
– Ты так ничего и не поняла, глупая девчонка? – Итан, которому хочу заехать по лицу, усмехается. – Убить Адама – слишком легко. Именно поэтому стрелок тогда не попал в сердце. Страдание. Нам нужно, чтобы он почувствовал всё то, что испытали мы. Картер отправится за решётку, когда содержание письма всплывёт наружу. Мы знали о нём несколько лет. Но упечь его в тюрьму… Просто. Это не принесёт того эффекта, что нам нужно. Поэтому… Перед тем, как он попадёт в камеру, где просидит до конца своих дней, мы сделаем то, что превратит его жизнь в ад. И начнём с тебя.
Безумная, сумасшедшая улыбка озаряет его лицо.
Итан неожиданно достаёт из кармана куртки пистолет. Наставляет на Алису, снимает предохранитель и нажимает на курок.
И всё, что успеваю сделать, когда вижу это – потянуться за оружием за спиной.
Алиса рядом вскрикивает.
Боюсь посмотреть, но делаю это.
Поворачиваю голову в сторону, видя, как крохотное тельце моей малышки стремительно падает вниз.
И всё.
Накрывает словно по щелчку.
Голову сносит напрочь, а гнев пропитывает с макушки до пят. Прожигает внутренности, кожу, душу.
Делаю всё на инстинктах, злости, неконтролируемой агрессии.
Достаю пистолет, наставляю на ублюдка, который посмел выстрелить в мать моих детей. Не раздумывая, нажимаю на курок. Но поздно замечаю.
Бека, закричав, делает шаг в сторону. Кидается вперёд, закрывая психа собой. Принимает не предназначенную ей пулю и замирает.
Смотрю в её глаза, полные боли. Мои сейчас такие же. Потому что какой бы долбанутой она ни