Пока нет. — Она улыбнулась и подалась навстречу его прикосновению. — Таннер, Бог правда заботится о нас? Правда любит нас больше, чем мы можем представить?
Его руки передвинулись на ее плечи, и он надавил, разминая узлы.
— Да, я в это верю. По моему поведению не всегда скажешь, и я частенько не понимаю, но не могу с этим спорить.
Натали уперлась локтями в колени, глаза защипало. Она могла бы рассказать ему сейчас всю историю и посмотреть, что он станет с этим делать. Но у нее не хватило смелости.
— С самого приезда в Калифорнию я не могу перестать думать про ночь аварии. — Это самое близкое к правде, что она готова была открыть. — Я не знаю, как с этим справиться, Таннер.
Он убрал свои пальцы и откинулся на спинку скамьи, положив теплую ладонь Натали на спину.
— Мне хорошо знакомо это чувство, Мышка.
Она повернулась к нему и посмотрела в глаза.
— Знакомо, да.
Таннер долго ничего не говорил. Его глаза затуманились, и он покусывал губу, но наконец взял Натали за руку.
— Мне надо навестить сестру. Примириться с собой.
— В том, что произошло, нет твоей вины. Избавься от чувства вины, Таннер. Попрощайся, зная, что ты свободен от него.
— Пойдем со мной.
Натали покачала головой, ее сердце разрывалось от боли за него.
— Ты должен сделать это сам. Не жди. Не ищи больше отговорок. Просто иди.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал:
— Хорошо. Завтра утром.
— Если мои молитвы помогут, они с тобой.
Он улыбнулся и вытер щеки:
— Помогут.
— Полагаю, ты ведь не будешь совсем один, да?
При этих словах ее затопило необъяснимое тепло.
Таннер притянул ее к себе и поцеловал в макушку:
— Да, не буду. Спасибо за напоминание. Идем отсюда.
* * *
Следующим утром Таннер стоял у кровати Марни. Вчера ему хотелось поспорить с Натали, вновь отложить визит. Но, как обычно, она оказалась права. Таннер почувствовал это, как только вошел.
Время пришло.
Таннер подвинул стул и взял безвольную руку Марни в свои.
— Полагаю, это все, а? — Он шмыгнул носом, игнорируя слезы, и некоторое время сидел молча. — Прости меня, Марн. Я должен был послушать тебя той ночью. Должен был приехать за тобой. — Он тяжело, судорожно вздохнул. — Но я не приехал. И мне придется с этим жить. Но что-то подсказывает мне, что ты хотела бы, чтобы я оставил это позади.
— Все еще злишься, Таннер? — усмехнулась Марни и толкнула его ногу своей.
Летняя ночь была теплой, и они сидели на веранде, попивая вино и болтая. У Марни был хороший месяц, и Таннер радовался. Всем им жилось легче, когда она принимала лекарства. Он не знал, сколько это продлится. За последние три года, что она вернулась в Соному, он потерял счет, сколько раз разыскивал ее по барам, иногда безуспешно.
— Я только хочу сказать, что, если бы папа не ушел, может быть, все было по-другому.
— По-другому не было бы. — Марни откинула длинные локоны за спину и посмотрела на него ясными глазами, видевшими его насквозь. — Могло бы стать хуже. Переезд мне не помог. Ты это знаешь.
Он сидел молча, не зная, что сказать.
— Так будет всегда?
— Возможно. — Она пожала плечами, в ее глазах отражался лунный свет. — Знаю только, что мне было нужно вернуться сюда, к маме. Она позаботится о детях. Их отец на это не способен, а я... Иногда я не доверяю себе рядом с ними.
Таннер знал. Он наблюдал вспышки ее гнева, видел, как Джейсон вздрагивает от ее прикосновений, а Джени жмется ближе к бабушке, когда ветер меняется и показывается другая сторона его сестры. Это разбивало его сердце, но он с самого начала поклялся, что его приоритетом будет защита племянников.
— Я это ненавижу. — Марни провела по глазам тыльной стороной кисти. — Ненавижу, что иногда они боятся меня. Я очень люблю их, но не могу... не могу остановиться, когда это начинается. Мне надо, чтобы ты обеспечил им безопасность, Таннер. Что бы ни случилось, во что бы то ни стало, хорошо?
Таннер смотрел на нее, грудь сдавило, частое дыхание вырывалось с трудом. Он обнял ее за плечи и притянул к себе, кивнув, когда она разрыдалась.
— Я позабочусь о них, Марн. Обещаю.
Во что бы то ни стало...
Таннер вытер глаза и поднялся на ноги. Голова гудела, на сердце было тяжело, но уже не так сильно. Он сложил ладони Марни одну на другую поверх легкого одеяла на ее неподвижном теле. Набрал воздуха в грудь и почувствовал соленые слезы на языке, потом выдавил последнюю улыбку и поцеловал ее прохладную щеку:
— Спи спокойно, сестренка. Я все сделаю.
Он выпрямился, в последний раз обвел взглядом палату и смирился с тем, что должно случиться.
Следующий его визит сюда будет последним.
Но он получил свой шанс попрощаться, примириться с собой.
Теперь он сосредоточится на детях.
В пятницу утром Джеффри стоял на маленьком кладбище. Октябрьский ветер пытался пробраться под наглухо застегнутую бежевую ветровку. Солнце едва поднялось над виноградниками. Скоро станет теплее, но сейчас мужчина наслаждался прохладой.
Он преклонил колени у гранитного надгробия и провел пальцем по имени матери.
Грейс Констанс Митчелл
Любимая жена
Дорогая мама
Покойся в руках Иисуса
Он задержался над стихами из Священного Писания. Иеремия 29:11 и Послание к Римлянам 10:13. Первый он знал по памяти: «Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь...» — но на втором споткнулся. Достал свой айфон и открыл приложение с Библией. Он даже не помнил, когда в последний раз им пользовался.
Но как только дошел до нужного стиха, сразу вспомнил.
«Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется».
Всякий?
Он опустился на колени, глаза защипало.
Он не заслуживает такого после всего, что совершил. Отвернулся от семьи, предал женщину, которая его любила.
Убивал людей.
Совершал убийства под видом служения своей стране, выполнения своей работы.
Иногда он спускал курок, чтобы спасти свою жизнь. Иногда потому, что мог. Иногда... Господи, прости... потому что хотел.
Он сжал пальцами переносицу, слушая собственное рваное дыхание.
Плечи дрожали от усилий сдержать свою скорбь.
Джеффри вдохнул запах земли и сладковатый аромат винограда,
