– Я вообще считаю, что Жаклин больше нет, – выдавил из себя еще одну английскую фразу Стоев. На сей раз фраза была подлиннее и далась ему труднее, мне даже пришлось напрячься, чтобы разобрать его нечленораздельные звуковыделения. Впрочем, Стоеву я могла все простить.
– Да, Роман считает, что Жаклин погибла после того, как книга о ней была написана. Я имею в виду «Фантазии женщины…», – пояснил Вейнер. – Он считает, что Тосс ее использовал, а потом как-то уничтожил.
– Убил?! – вырвалось у меня, честное слово, непроизвольно. Я ведь еще недавно водила знакомство с Анатолем, сотрудничала с ним на литературном, так сказать, поприще, он сейчас пользуется моим автомобилем – и на тебе! Оказывается, он тоже убийца, и в этом ничем не отличается от меня. Впрочем, я с самого начала предполагала нечто подобное.
– Ну, может, и не убил, – охладил мое воспаленную фантазию немец. – Судя по книгам, примитивное убийство – не его амплуа, он вполне способен найти более изощренный способ уничтожения человека. Во всяком случае, так считает Роман. Хотя…
– Так-так, – покивала головой я. А потом задала самый главный вопрос: – Ну и зачем вы ищете встречи с Анатолем? – И тут же сама ответила на него: – Хотите узнать, что на самом деле произошло с Жаклин?
– Ну да, – согласился Вейнер. – Слишком много непонятного… – Он снова отпил кофе, оказывается, такой большой человек своим большим ртом может делать совсем маленькие глотки. – Мистически непонятного… – Теперь очередь была за дужкой очков, и он поправил ее. – Пугающе непонятного. И потом…
– Мы хотим знать, где Жаклин? Что с ней стало? – внес Стоев свою ломаную реплику на неудобном языке.
– Ну да, – закивал немец, поддерживая партнера по частному сыску. – Знаете, мы так долго занимались делом Жаклин, изучали ее прошлое… Нам теперь известна почти вся ее жизнь, и Жаклин, как ни странно это может показаться, стала нам хорошей знакомой, почти родственницей. Мы беспокоимся за нее и хотели бы узнать, что с ней случилось, почему она поспешно покинула квартиру, почему исчезла, куда? Гд е она сейчас?
– Говорю тебе, ее уже нет в живых, – снова встрял Стоев и шевельнул ногой, покоящейся на стуле.
– Но мы не знаем наверняка, – повернулся Вейнер к товарищу, а потом снова ко мне: – Но нам вся эта ситуация крайне… – он задумался, подбирая слово, – …она нас крайне настораживает.
– Я понимаю, – зачем-то согласилась я, хотя совершенно ничего не понимала.
– Поэтому для нас важно, чтобы вы рассказали нам все, что знаете о Тоссе. Главное – где его найти? Куда он уехал?
Я задумалась. Конечно, я могла им многое рассказать – но вот хотела ли? Я подумала еще и поняла, что не хочу. Как я могла лишить себя удовольствия самой допросить Анатоля, когда он вернется на моем, надеюсь, не поврежденном «Порше»? Допрос с пристрастием.
– Боюсь, что я вам ничем помочь не смогу, – сочувственно вздохнула я. – Мы разговаривали с мсье Тоссом, и не раз, конечно. В конце концов, что в этом захолустье еще делать, как не разговаривать с интересными людьми, пусть даже они и злодеи.
С «злодеем» я явно переборщила, потому что напарники сразу заметно насторожились. Видимо, теперь они возьмутся и за меня – начнут вовсю изучать и расследовать.
– Но мы с Анатолем, к сожалению, не стали настолько близки, чтобы он исповедовался мне, – продолжила я, пытаясь серьезным тоном загладить свою промашку. – Хотя мне тоже показалось, что он ведет себя как-то таинственно. Я думала, у него просто такой характер, а теперь, когда вы мне столько всего рассказали, знаете, все представилось немного в другом свете.
Тут парочка как по команде расслабилась, удостоверившись, что я занимаю их бдительную сторону.
– И вы не знаете, куда он уехал? – поинтересовался Стоев, снова глядя не на меня, а куда-то вдаль.
– Понятия не имею, – призналась я чистосердечно. – Но знаете что, вы оставьте свои координаты, телефон, электронный адрес, если я что-либо узнаю, я вам обязательно сообщу. Мне самой стало жутко любопытно.
Конечно, они дали мне свои визитки. Я надела очки, там мелким шрифтом были и номера телефонов, и адреса электронной почты.
– Кстати, мсье Стоев, – заметила я как бы невзначай, – я всегда была вашей преданной поклонницей. Вы восхитительны. – Я помолчала, а потом все же не сдержалась и добавила: – На сцене.
В ответ он мне улыбнулся – все-таки какой учтивый молодой человек!
Потом мы еще немного поболтали о том о сем, они задали еще пару вопросов… и только когда они поднялись, собираясь со всей очевидностью покинуть наш благословенный альпийский рай, Вейнер склонился ко мне, он был выше меня головы на полторы.
– Знаете что, – толстым пальцем он поправил очки, – если вы с ним будете еще встречаться, я имею в виду с Энэтоли Тоссом, то будьте осторожны. То, что мы знаем о нем, говорит… – он поджал губы, – не то что бы он опасен… – Он поджал губы еще сильнее. – Но с людьми, с которыми Тосс встречается, происходят разительные перемены. – Он разжал губы. – Что-то в их жизни меняется. Иногда в лучшую сторону, иногда нет. Особенно если он описывает в книгах их жизнь.
«Как интересно, – подумала я. – Ведь Анатоль сейчас как раз описывает мою жизнь. Правда, с моих слов и мою прошлую жизнь, настолько прошлую, что я даже уже не совсем уверена, а была ли она? Хотя с другой стороны, – подумала я еще раз, – я ведь тоже описываю его жизнь. И не прошлую, а настоящую. Так что, похоже, мы квиты».
– Так что будьте осторожны, – повторил Вейнер и протянул мне свою большую, но вялую, скучную руку. Я вложила в нее свою ладонь и потерялась в ней, я бы могла вложить всю себя – и все равно бы потерялась.
А вот ладонь Стоева оказалась вполне соизмерима с моей. Зато из нее так и било энергией и свежим, жизнеутверждающим оптимизмом. Даже по пожатию понятно было, что он и сейчас готов взвиться в воздух каким-нибудь заковыристым двойным пируэтом. А может быть, и тройным. Вот только поврежденная нога не позволяет.
– Будьте осторожны, – зачем-то повторил Вейнер в третий раз, как будто знал еще что-то, чего мне так и не рассказал.
* * *
Уже после того как Дина исчезла и в доме стали мелькать то полицейские в форме, то детективы в штатском и задавать множество запутанных, часто повторяющихся вопросов, Элизабет, несмотря на невероятный, сразу же охвативший ее ужас, на непосильную усталость, как будто она не спала несколько ночей, как будто мир поплыл в безостановочном головокружении, все же начала постепенно вспоминать.
Она вспомнила, что за последние три-четыре дня Дина изменилась: радость и счастье, которыми светилось ее лицо еще недавно, вдруг сменилось растерянностью и нервозностью. Следующее, что припомнилось, было письмо, которое мать читала, когда Элизабет однажды вошла в комнату, и которое тут же скомкала и торопливо сунула в карман. Что это было за письмо и от кого, Элизабет не знала. Дальше сквозь сгустившийся от страха и отчаяния туман возникли глаза мамы – нечетко, тоже как старая, сильно потертая фотография, слишом широко раскрытые, с расширенными зрачками и почему-то красные, воспаленные, будто в них попала соринка.
