Подхожу ближе, но боюсь притронуться. Напуганная. Забитая. Её всю колотит от пережитого ужаса и боли. Потухшие глаза зарёванны, распухшие губы неумолимо дрожат, как и разбитый подбородок. Тонкими ладошками она пытается себя обнять, чтобы закрыться от всего мира, спрятаться от меня.
Стоит мне сделать ещё шаг, как она с ужасом отступает. Видит во мне врага. Понимает, что всё произошедшее — результат моей недоработки. Только оставить её здесь не могу, как и доверить заботу о ней другим.
— Прости, — говорю, не отводя взгляда от её перепуганных глаз.
Рина мотает головой, но больше не отходит.
— Я хочу уйти, — бормочет сквозь слёзы, а затем неуверенно тыкает пальцем в сторону ванной комнаты. — Там… Там телефон… Он его разбил… Там запись… Её теперь тоже нет.
Не понимаю, о чём она, но покорно поднимаю с пола расколотый на части гаджет.
— Всё можно исправить, — говорю ей, совершенно не думая в эту минуту о телефоне.
Рина кивает и медленно начинает спускаться. Мне неистово хочется ей помочь. Взять на руки. Прижать к себе. Забрать её боль.
Догоняю в три счёта, но натыкаюсь на безжизненный взгляд любимых глаз.
— Не трогай меня. Я сама. Я в порядке.
Молча иду следом, как покорный слуга, готовый в любую минуту подхватить, подставить своё плечо.
Рина спускается с лестницы, но при виде окровавленного тела Макеева замирает, наблюдая, как тот корчится на полу от боли.
— Довольна, дрянь? Ненавижу тебя! Отца твоего поганого! Нелюди! — срывается на девчонку Снежана, готовая разорвать падчерицу на мелкие кусочки.
Не выдерживаю и вопреки просьбе прижимаю Арину к себе, укрывая ту от нападок стервы.
— Сама ты дрянь! — орёт Миронов, оттаскивая Снежану с дороги. — Блядь, никаких поблажек! Пойдёшь вместе с любовником своим под следствие. Сука!
Чувствую, как дрожит тело Рины, ощущаю её дикую слабость и полнейшую дезориентацию. А потому подхватываю на руки и быстрым шагом выношу из квартиры. С неё хватит!
— Егор в вашем распоряжении, — доносится в спину голос Горского.
Киваю, мол, услышал, и захожу с мелкой в лифт, прижимая её к себе всё крепче.
— Отпусти, — бормочет одними губами, неловко пытаясь вырваться.
— Прости, — бросаю в ответ, утыкаясь носом в её взлохмаченные волосы. — Не могу. Не проси!
Но Рина не оставляет попыток освободиться: крутится, выгибается, продолжая повторять одно и то же. Не знаю, где она находит силы, вот только мириться с моим пленом не соглашается.
— Потерпи меня ещё немного. Позволь тебе помочь! — нашёптываю в пустоту. Рина меня не слышит.
Спустя пару минут выношу её на улицу и, пытаясь укрыть собой от промозглого проливного дождя, спешу к внедорожнику Горского. Ей нужен врач, отдых и покой, а потому продолжаю игнорировать её просьбы, все больше переходящие в истерику.
— Обещаю, что отпущу, как только посажу в машину, — еле удерживая мелкую, сквозь стену дождя пробираюсь к парковке.
— Отпусти! Не смей! Не прикасайся! — Рина дико орёт, безжалостно надрывая связки и извиваясь всем телом в моих руках. — Я тебя ненавижу, Лерой! Ненавижу! Слышишь меня?
— Тише, маленькая, тише! — держу ещё крепче, с силой сжимая в тисках.
— Ненавижу, — стучит кулаками в мою грудь, плечи, не оставляя надежды вырваться из капкана крепких рук.
— Знаю, — тихо шепчу в ответ, понимая, что это конец.
Рина бьётся в моих руках неистово, словно попавшая в клетку птица. Одежда насквозь промокла, тело пробивает озноб, ледяной ветер царапает кожу, но отпустить её я не в силах... Господи, сколько же времени мне понадобилось, чтобы это понять. Внутри всё сжимается от колкого холода и горького осознания, что эту маленькую, хрупкую, но такую сильную девочку я сломал своими руками.
Чувствую, как дрожит её тело, как изнывает оно от боли и унижения, и яростно хочу забрать её страдания себе. Я не лучше того урода! Я поступил с ней точно так же! Даже, наверно, хуже.
И как бы сейчас ни сжималось моё сердце, как бы дико ни изнывала душа, понимаю отчётливо и ясно, что обязан её отпустить. Она достойна настоящего счастья! Заслуживает, чтобы её любили преданно и беззаветно, чтобы не сравнивали с другими, не считали деньги отца, не заставляли задыхаться от удушливых, едких слёз. Чистая, светлая, ласковая и бесконечно добрая девочка с напрочь отбитым желанием жить, разучившаяся улыбаться и верить людям, уверен, ещё встретит на своём пути хорошего человека. Только это буду не я!
Что это? Проклятье? Судьба? Я не знаю! Но, видно, мне написано на роду отдавать любимых другим.
— Я отвезу тебя домой, — шепчу в родную макушку, едва улавливая аромат её волос.
— Нет, — немного обмякнув в моих объятиях, отвечает Арина.— Отец всё равно не поверит. Он всегда выбирает её! Вы все всегда выбираете не меня!
— Моя глупая маленькая девочка, — перекладываю её в тёплый салон автомобиля, а сам сажусь рядом. — Мы поедем ко мне.
Глава 27. В безопасности
Арина.
— Мы поедем ко мне.
Ладонь Амирова сжимает мою, а его слова — моё сердце.
— Ни за что! — вновь пытаюсь вырваться, но силы не равны. — Лучше к отцу! В больницу! Куда угодно, только не к тебе!
На сегодня лимит боли исчерпан. Дом Лероя — рассадник разочарований и разрывающих душу воспоминаний — для меня закрыт навсегда. Видеть беззаботное лицо Горской, воскрешать в памяти мою постыдную ночь с Амировым не хочу! Ни сегодня, никогда больше!
Валера качает понимающе головой. Не спорит. Ничего не говорит. А потом и вовсе отпускает мою ладонь, разрывая последнюю ниточку между нами. Меня по новой начинает трясти: ненавижу его! И свою зависимость от него ненавижу! Отворачиваюсь к окну, но сквозь пелену дождя ничего не вижу. Да и, если честно, не пытаюсь разглядеть. Внутри всё выжжено, снаружи — искалечено.
Не успеваю прикрыть глаза, как что-то мягкое и тёплое касается моего тела. Его джемпер. Чумазый, перепачканный кровью Макеева и влажный от дождя, он всё ещё сохранил в себе нотки моего любимого запаха, который успокаивает лучше любого лекарства.
Незаметно для самой себя погружаюсь в дрему. Моему телу нужен отдых, а сознанию — тишина. До дома отца минут двадцать пути. Это всё, что у меня есть. Дальше мой ад продолжится с новой силой.
Тепло окутывает вязкой мягкостью. Автомобиль плавно раскачивается, преодолевая километры дорог. Сквозь обрывки сна слышу мягкий шёпот Лероя. Он рядом. И этого хватает, чтобы не чувствовать боли, забыть про неё. Хотя бы на двадцать минут.
Голосу Амирова вторит другой. Тоже мужской, приглушённый, слегка терпкий. Это точно не водитель. Значит, с нами едет кто-то ещё. Пусть так. Неважно. Обрывками сознания цепляюсь за шёпот Лероя и окончательно проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь от ледяных капель дождя, нещадно бьющих в лицо. Я опять в сильных руках Амирова. Мы приехали. От осознания, что сейчас Лерой передаст меня отцу, отпустит и исчезнет навсегда, становится нестерпимо тоскливо. Мои двадцать минут подошли к концу. На этот раз не вырываюсь, не кричу, не бью его в крепкую грудь. Просто прижимаюсь щекой к плечу, носом утыкаясь в изгиб шеи, и тихо плачу, позволяя себе на несколько секунд позабыть о том, что должна его ненавидеть. Всё же — любить намного приятнее.
В своей глупой и никому не нужной неге прикрываю глаза, мечтая, чтобы дорога от парковки до дома стала бесконечной. Но она обрывается. Чересчур быстро. Слишком резко сменяя пронизывающий до костей ветер уютным теплом. И, чёрт, чужими голосами. Один из которых вдребезги разбивает мои мечты, окуная с головой в жестокую реальность.
— Лерой! Господи! Что случилось?
